- Ты хотел убивать того супра?
Я даже не понял вначале, о чем он говорит, но поняв, ответил честно:
- Не знаю. Наверное, нет. Я очень хотел выручить Базу.
- Совершить подвиг?
- Может быть…
- Чтобы все восхищались тобой и благодарили тебя?
Я промолчал. Что я мог ответить? Он все равно ничего бы не понял. Электронный диагност мoжет точно определить болезнь, но не способен вылечить - у него вместо сердца коммутатор.
Да, но ведь именно Морт спас ЛБ…
- Они будут запугивать тебя, но ты не бойся. Тверди, что ослышался. И не философствуй. Им нужен козел отпущения. Но у них нет, за что уцепиться…
Он говорил так, словно между нами и теми, кто скрывался за бронированными дверями, лежала бездонная трещина. Он, служака, по кличке «Мортира», произносил «они», как произносят тяжкое ругательное слово.
Кто же ты, отец?
Я снова задыхался от ненависти и отвращения в кресле стрелка, и снова концентрические круги прицела накрывали забрызганные красной пеной, чадящие туши супров, и снова пальцы отчаянно давили гашетку. Я снова слышал сдавленный крик: «Шестой ярус… Шлюз… Воздух…» и видел, как метались в западне люди в серебристых комбинезонах Звездных Десантников, как хватались они за горло, падали, корчились и замирали, а потом тела их непомерно раздувались и лопались, выбрасывая фонтаны черной крови. За эти двенадцать с четвертью секунд я умер, и родился заново, и прожил долгую-долгую жизнь до седых волос. Я впервые увидел себя со стороны и был поражен своей самонадеянностью и эгоизмом, своим наивным верхоглядством и примитивным честолюбием. Я хотел, как бывало, дать себе клятву исправиться как можно скорее и туг же оборвал себя - опять позерство, даже сейчас позерство, когда нас всех, и меня в том числе, ждет участь шестого яруса. Мне показалось, что уже не хватает воздуха, рванул ворот, оглянулся с ужасом на Кола - тот что-то жевал, откинувшись на спинку кресла.
Это было настолько нелепо и страшно - страшней, чем удушье, - что я истерически захихикал. Кол вытер губы рукавом.
- Не таращись… Не успел… Не успел позавтракать. С утра нет аппетита. Захватил бутерброд, а тут… Не пропадать же добру… Да и помирать на сытый желудок веселей…
Он ни в чем меня не обвинял, хитрый добрый Кол, но его слова я принял, как пощечину. Ведь это я виноват во всем, я убил супра и вызвал атаку, я хотел сделать лучше, а получилось хуже - ведь я не знал…
Я впервые пожалел, что нет бога с молниями мгновенной расплаты, и глянул на потолок, втайне надеясь, что карающий огонь все-таки есть и он испепелит меня на месте. И я встретил глаза - огромные, обведенные синевой, - это были глаза Морта, и мне почудилось в них презрение. Я снова припал к прицелу, но команда Морта опередила выстрел:
- Всем ярусам - прекратить огонь!
На мостике среди ученых и генералов произошло легкое замешательство. Доктор Бибиоз схватил отца за руку, но тот стряхнул его, как большого жирного паука.
- Все калибры правого борта - по подводной цели, прямо, прицел минус девяносто! Все калибры левого борта - по воздушной целя, прямо, прицел плюс девяносто!
- Правый борт - есть!
- Левый борт - есть!
Этот сумасбродный приказ выполнили только потому, что никто уже ничего не соображал среди воя аварийных сирен, треска гнущихся переборок, свиста компрессоров и неустанных, неотвратимых, жестоких ударов в бронеобшивку полурасплющенной Летучей Базы. Какая подводная цель? Какая воздушная цель. Супры были вокруг, смерть сжимала кольцо, но орудия покорно отворачивались от нее, бессмысленно упирались а пустое небо и в пустые глубины.
- Внимание! Всему личному составу любыми средствами закрепиться на месте! Сейчас полетим вверх ногами! Держитесь, ребята!
Полуразбитая ЛБ и спятивший командир! Разве так рисовали Миссию Разума рекламные проспекты ЗОА?
Там серебристые полубоги уничтожали отвратительных чудовищ, вырубали хищные смертоносные леса, выжигали ползучие смердящие травы - и вышколенная, продезинфицированная, обезвреженная, умытая и причесанная Природа, благодарно скуля, ложилась у ног вcемогущих Звездных Десантников. Все эти сказки - ложь, ложь для доверчивых юнцов, вроде меня! Ее придумали те, кого эпоха приговорила к забвению - они не хотят быть забытыми, они согласны умереть, но умереть в славе и почете - супры, супры, безжалостные супры! они забивают голову дешевой романтикой тем, кто не знает истинной цены живущему, живому, жизни - онл тянут молодых за собой, в свою неизбежную смерть… И мой обезумевший отец - один из них, на нем серебристый панцирь лжи, он тайно счастлив и приготовил последнее издевательство над покорными ему людьми.