На лоб легла тяжелая складка.
С Кларком что-то происходит в последнее время. Он стал неразговорчив и скрытен. Редко заглядывает в кабинет, никого не торопит. И «циклона» что-то давно не было. Зато появилась новая страсть — рыбная ловля. Он сидит с удочкой с утра до ночи, а в институте приходится распоряжаться Дэвиду. И это сейчас, когда до конца работы — рукой подать.
Вчера, когда в разговоре Дэвид ненароком обронил «наша теория», Кларк как-то странно посмотрел на него и стал рассказывать о рыбалке.
Может быть, Кларк передумал? На него это непохоже.
Тогда в чем дело?
Дэвид загасил докуренную почти до фильтра сигарету и сразу же закурил новую.
Да, кажется, хватит сентиментальничать. На Кларка напала нерешительность? Что ж, тем хуже для него. Значит, настал момент вывернуть из-за корпуса «Электора» и вырваться вперед. Любой ценой. Даже если «Электор» после этого окажется в придорожном кювете.
Горинг-Кларк! Только так…
Ему сейчас тридцать пять. Вот уже двадцать лет, как он сознательно и неуклонно делает свою судьбу. Он еще ни разу не ошибся, ни разу не допустил срыва. Он играл наверняка, и игра подчинялась ему. До сих пор он презирал в душе тех, кому не повезло: они просто не знали правил. У них не хватало воли, чтобы сделать задуманное реальностью.
Неужели он спасует теперь?
Осталось немного: решение двух-трех уравнений и вывод конечной, общей формулы Петли. Прочую мелочь Дэвид может доделать сам. Но для этих уравнений и формулы нужна голова Кларка. Здесь не помогут ни отец, ни Митчел. И все-таки надо ОПЕРЕДИТЬ Кларка!
Головоломка. Неужели для нее нет решения?
Горинг закурил третью сигарету.
Раздался мелодичный звон видеофона. Дэвид нажал кнопку раньше, чем сообразил, что особой охоты беседовать с кем-либо у него нет.
На экране появилась Мэгги.
— Хэлло, Дэвид, — в глазах Мэгги плясали чертики. — Вы, кажется, обещали мне сегодня вечером прелестный необитаемый остров? Или вы забываете свои обещания так же легко, как запоминаете ужасные папины уравнения?
Горингу пришлось подчиниться. С Мэгги не стоило ссориться.
«По крайней мере, развеюсь», — подумал Дэвид.
Они сидели у самого края обрыва, на маленьком островке посреди реки. Было прохладно. Дэвид накинул на плечи Мэгги свою куртку. Внизу, в золотых звездах, покачивалось темное тело лодки.
— «И были несовершенны люди ариев, но мощная Иртхиви приняла их на свою ладонь, и добрый Дьяус раскинул над ними голубое сари, и закрыл от взоров их мрачный лик Атмана, вид которого был опасен для смертных, и огненный Сурья раскрыл над ними золотой глаз свой…»
— Как хорошо! Что это, Дэвид?
— Ригведа, или Веда гимнов. Древнеиндусские религиозные гимны. Этим стихам что-то около трех тысяч лет.
— А что было вот здесь три тысячи лет назад?
— Не знаю, Мэгги.
— А что будет через три тысячи лет после нас?
— Не знаю.
— Значит, вы не волшебник. А я люблю волшебников.
— У вас есть знакомые?
— Да. Мой папа. Правда, когда у него хорошее настроение…
— Послушайте, Мэгги, что случилось с вашим отцом?
— Об этом я сама вас хотела спросить. Он стал какой-то унылый, неразговорчивый. Запирается от меня. Ходит на рыбалку, а рыбы не приносит. Я говорю: «Чем ты там занимаешься?» А он мне: «Золотую рыбку, — говорит, сторожу, да никак не поймаю». А у самого глаза грустные-грустные. Ведь он опять в Нью-Йорк сегодня укатил, к своим импрессионистам.
Дэвид нахмурился.
— А вы точно знаете, что к импрессионистам? Он ничего не брал с собой?
— Что вы имеете в виду?
— Ну какие-нибудь записи, расчеты, схемы.
— Нет, конечно! Я сама его провожала. Зачем ему все это в музее?
— Да-да, конечно. Я просто так, Мэгги… Что-то холодно здесь стало.
— Возьмите вашу куртку. Я согрелась.
— Не надо, что вы. Пойдемте лучше вниз, к воде.
Они сбежали вниз, смеясь и подталкивая друг друга. Мэгги ухватилась за куст и склонилась к самой воде.
— Идите сюда, Дэвид. Посмотрите!
Из глубины реки на них смотрели два нереальных, бледных лица с темными провалами вместо глаз. Дэвид слегка обнял девушку за плечи. Мэгги не отодвинулась, хотя Дэвид чувствовал, как напряглось ее тело. Она по-прежнему смотрела на воду.
— Никак не могу вас понять, Дэви, — Мэгги спрятала лицо в отворотах куртки, голос ее зазвучал глухо. — Кто вы такой? Вы совсем не похожи на других. Вы слишком замкнуты. Отец говорит, что у вас умная голова, а мне кажется, что вы очень несчастны…
— Несчастен? — Горинг искренне удивился. — Почему же несчастен?