— Может быть… — по лицу Горинга пробежала тень. — Но ему нужно, чтобы работала именно эта схема. Он очень просил, понимаешь?
Кэрол недовольно хмыкнул, и на пятнадцать минут все окружающее перестало его интересовать. Он что-то бормотал, чертыхался, сначала довольно зло, натыкаясь на непонятные места, но постепенно упоминания о черте звучали все более и более дружелюбно, пока не перешли в удивленно-одобрительное мурлыканье.
Дэвид с головой ушел в свою работу и, казалось, забыл о Кэроле.
— А ваш знакомый не дурак, — сказал, наконец, оператор. — Не знаю, зачем это нагромождение всяких чудес, но у него есть прелюбопытные находки… Да… Вот этот преобразователь просто чудо… Забавно… Знаете, док, я возьму это домой, ладно? На ходу тут не разберешься…
— Домой? М-да… Домой… Ты уверен, что это так сложно?
— Конечно, док, сюда столько напихано!
— Ну… Ладно, бери домой. Только, чур, никому ни слова — сам понимаешь, государственная тайна, с этим не шутят, — Дэвид оторвался от папки, потянулся, закинув руки за шею, чуть насмешливо посмотрел в глаза оператору. — Я ведь сам ничего в этом не понимаю, Кэрол.
— Будьте спокойны, док, я…
Кэрол не договорил. За дверью раздался рев. Через секунду створки тяжелых, покрытых металлопластиком дверей с треском разлетелись в стороны, и на пороге, подобно демону бури, возник Кларк. Дело явно пахло старым добрым «циклоном», причем весьма основательным.
Оператора как ветром сдуло. Горинг невозмутимо поднял глаза на шефа.
Кларк задыхался. Его трясло. От ярости он не мог вымолвить ни слова, а только мотал головой и мычал.
— М…М…Мальчишка! — выговорил он, наконец, — Что это значит? Что это за бред? Вам что, голову напекло? Что это такое?
Волосатый кулак со скомканными бумагами оказался перед самым носом Горинга.
— Что это такое, я вас спрашиваю? Вы разучились считать?
Дэвид смотрел на скомканные бумажки и медленно бледнел. Наступал самый решительный момент.
— Будь проклята эта земля, вы что, оглохли? Или это забастовка? Я вас спрашиваю…
— Хватит!!!
Кларк опешил. Он стоял и во все глаза смотрел на белого, как бумага, Горинга.
Когда Горинг заговорил, его голос был хриплым от ненависти:
— Да, это забастовка, Кларк. Больше — это пощечина, примите ее. Я не могу больше потакать вашим прихотям. Не для того я бросил Англию, хорошую работу и приехал в эту дыру. Вы обещали мне интересную работу, а теперь, когда она подходит к концу, когда требуется последнее усилие, чтобы родилась теория, равной которой не было со времен Эйнштейна и Дирака — наша теория, вы сами говорили это не раз, — так вот теперь вы посиживаете с удочкой на бережку и философствуете с рыбками.
Дэвид с хорошо разыгранным возмущением отошел к окну, так, чтоб солнце било Кларку в глаза, а его собственное лицо оставалось в тени. Кларк, жмурясь, хотел что-то сказать, но Дэвид жестом остановил его.
— Зачем вам эти никчемные расчеты, что вы мне подсунули вчера? Для отвода глаз? Для оправдания собственной беспомощности?
— Горинг, вы несете чушь несусветную…
Кажется, проняло. Отлично. Дэвид сложил руки на груди.
— Нет, Кларк, сознайтесь честно — вам не под силу этот последний бросок. Вы состарились, вы устали, вы просто не хотите в этом признаться даже самому себе.
Удар попал в цель. Кларк сник.
— Да нет же, Горинг, тысячу раз нет…
— Тогда в чем дело?
— Не знаю сам пока, но у меня такое чувство…
— Кларк, сейчас нужны не чувства, а работа. Неистовая работа. Нельзя поручиться, что этими проблемами заняты только мы. Что, если кто-то успеет раньше нас? Я беспокоюсь не о себе, а о вас. Ведь вы сами останетесь у разбитого корыта со своим средневековым институтом, который продадут за долги…
При упоминании о долгах Кларк опустил голову, резче обозначились морщины на его лице.
— Может, ты и прав, Горинг. Не знаю. Мне и самому не хочется тянуть. Но не могу же я спускать на воду корабль, пока не уверюсь, что он не даст течь…
— Вы разуверились в теории?
— Нет, будь проклята эта земля. Но мне надо подумать. Может, это действительно, старческий маразм, но мне что-то не нравится. Не знаю, в чем… Дай мне срок, Дэвид. Я разберусь во всем сам. Клянусь, я расскажу тебе первому обо всем и до конца. Не думай обо мне плохо…
Дэвид отвернулся, чтобы скрыть победную улыбку. Сцена явно удалась. Голос Кларка гудел виновато, где-то на необычно мягких, бархатных басах. Итак, первый этап «большого обгона» прошел безукоризненно. Осталось самое важное узнать ВСЕ, что придумает Кларк, РАНЬШЕ самого Кларка.
Интересно, сколько провозится Кэрол со схемой?
Дэвид отошел от окна.
— Я просто устал, шеф. Сам не знаю, что говорю. Извините меня. Я погорячился.
Кларк как-то неуверенно, по-медвежьи положил руку на плечо Горинга.
— Ничего, сынок. Я понимаю. У меня тоже такое бывает. Я сам виноват. Накричал на тебя… Ты не сердись. Все мы здорово устали за последнее время.
Интересно, сколько провозится Кэрол со схемой?
— Шеф, как вы посмотрите на то, что я недельку посижу дома? У меня совсем отупела голова. Надо проветриться. Да и нервы сдают…
Кларк без всякого энтузиазма потеребил бороду и ответил:
— Ладно, Дэвид. Мы, к сожалению, не роботы. Отдыхай. Но… В общем, если тебе что-либо придет в голову, захочется посчитать — «Сатурн» к твоим услугам. Вот тебе и ключ. Занимайся хоть ночью.
Губы Горинга чуть дрогнули. Он, судя по всему, родился под счастливой звездой. Удача сопутствует сильным! Кларк не ведает, что творит…
— Шеф, у меня что-то барахлит видеофон. Нельзя ли взять на базе новый? Или хотя бы экран…
— Ну что ты спрашиваешь, Дэвид? Конечно! Скажи Вилли, что я разрешил тебе брать с базы все, что заблагорассудится.
— Спасибо, шеф.
Горинг проводил Кларка до двери, придерживая за локоть, как больного, осторожно закрыл за ним тяжелые звуконепроницаемые створки и расхохотался.
Кэрол пришел через три дня. Он долго возился в передней, нарочито медленно снимая плащ и причесываясь. Но когда он вошел в комнату, даже его длинный нос сиял от плохо скрытого торжества.
— Ну и задали вы мне задачку, док. Клянусь «Сатурном», даже Кембриджский электроцентр выдал бы вам полный нуль. Заставить работать эту схему могла только нечистая сила, да и то если бы она была в хорошем настроении.
Кэрол расстелил на столе тщательно перечерченную схему и ткнул длинным пальцем с обломанным ногтем в правый угол.
— Вся загвоздка вот в этом блоке, док. Ваш знакомый слишком многого хочет от современных полупроводников. Они не могут работать в таком бешеном режиме. Первые же биения такой пульсации превращают их в простые железки. А железки, как известно, ничего не могут дать, кроме короткого замыкания.
Горинг стоял над схемой, упершись руками в стол, и нервно покусывал губы. Такой вариант никак не входил в его планы.
За эти три дня он заметно осунулся, и меланхоличная синева под глазами превратилась в фиолетовые круги.
— Выход есть, кажется. Здесь надо поставить не один, а целую цепь блоков. Я вот набросал здесь, посмотрите. Такая каскадная штуковина сможет проработать минут пять…
— Пять? А потом?
— А потом — КЗ, короткое замыкание, если не выключить…
— Не пойдет. Мне нужно хотя бы полчаса…
Дэвид осекся, поняв, что проговорился. Но Кэрол ничего не заметил. Его наивная душа витала в ином измерении, где не было добра и зла, а только хитросплетения сопротивлений, транзисторов, конденсаторов и трансформаторов. Горингу понадобилось всего лишь мгновенье, чтобы прочитать это в близоруко открытых глазах оператора, и он успокоился.
— Но может быть, надо просто увеличить количество блоков?
— Боюсь, что нет, док. Если их будет больше, то они просто-напросто будут гасить вашу пульсацию, и выходные параметры будут раза в три ниже.
— Нет, это не пойдет. Параметры на пределе.
— Не знаю, док, не знаю… Конечно, если… Впрочем, их не достать…
Старковский мялся, и это не ускользнуло от Дэвида.
— Кэрол, ты же голова. Что ты можешь предложить?