До сих пор храню свою записную книжку тех лет, куда с огромным удовлетворением занес слова из «Правды», которая писала тогда, что опубликование этой пьесы является «признаком величайшей силы и жизненности Красной Армии, нашего государства, ибо только армия, уверенно смотрящая в будущее, уверенная в победе, может столь прямо и резко вскрывать собственные недостатки, чтобы быстро ликвидировать их».
Тяжелыми были сорок первый и начало сорок второго для нашей Родины. Но они были и временем первой большой победы — победы под Москвой. Мне не довелось принимать непосредственного участия в боях на рубежах столицы, но все мы, солдаты Отчизны, где бы мы ни находились в это время, почувствовали, что «блицкриг» — это миф, что развеять его выпала честь нам и что хотя до окончательной победы еще дорога в сотни и тысячи километров, но мы шагаем по ней, по этой дороге. И, успешно сдав нелегкий экзамен, мы способны освоить еще немалую науку и дойти до Победы.
Глава III. «Внимание, танки!»
Весна на юге ранняя. Но буйное цветение не радует на этот раз — кончается весенняя распутица, подсыхает почва, открываются дороги, а немцы с новым летом связывают надежды на разгром Советских Вооруженных Сил. Это ясно, и потому мы напряженно ждем новых боев, сражений не на жизнь, а на смерть.
20 апреля 1942 года — как сейчас помню это весеннее, ясное и исполненное тревожных ожиданий утро — я получил срочный вызов в штаб корпуса.
Генерал А. З. Акименко уже ждал меня.
— Ага, явился, значит. Что полк, в порядке?
— В порядке, товарищ генерал.
— Видишь, какое дело, Бабаджанян… Ну, в общем, сдай сегодня же полк заместителю.
Я молчал в полной растерянности: как будто бы за мной нет серьезных грехов…
— Что смотришь на меня так, словно убил я тебя? Не волнуйся, жив ты. Направляем тебя на учебу…
— Сейчас, в такой момент, на учебу?
— Да, на учебу. В Академию Генерального штаба! — торжественно провозгласил Акименко. — Все, что ты можешь сказать, наперед знаю… Если б меня коснулось, также возражал бы. Но не тебе же растолковывать, что для победы над врагом нам нужны командиры отличной подготовки… Да и потом, — голос генерала обрел привычную властность, — приказ есть приказ…
Да, приказ есть приказ, его надо выполнять. С тяжелым камнем на сердце попрощался я с командирами, политработниками и солдатами полка и отправился с фронта в далекую дорогу, в Ташкент.
В Ташкенте Академии Генштаба не оказалось. Здесь находилась академия имени Фрунзе.
Ничего другого не оставалось — явился к начальнику этой академии генерал-лейтенанту Н. А. Веревкину-Рахальскому, помнившему меня еще по годам моего «студенчества».
— Что поделать, — сказал Николай Андреевич, — какой-то писарь недоглядел. И придется тебе, пока запросим Москву, оставаться в нашем распоряжении.
Нет ничего томительнее безделья и вынужденного «туризма» — тут тебя ни минареты не трогают, ни журчание арыков, ни вся прочая ориентальная экзотика.
Через десять дней опять стою перед Н. А. Веревкиным-Рахальским.
— Пока ничего… Потерпи, поизучай Среднюю Азию…
— Товарищ генерал, разрешите мне самому выехать» в управление кадрами НКО для получения направления на фронт.
— Хочешь, чтоб начальника академии объявили пропагандистом партизанщины? Нет, придется ждать приказа. А пока, чтоб не скучать, помоги генералу Мотову на курсах усовершенствования. Один он, а слушателей на курсах человек двести. Подготовь разработки по тактике…
Ушел. Стал писать разработки. Пишу, перо само по себе по бумаге бежит, а я про себя ругаю всех: генерала Акименко, пославшего меня в разгар боев в Ташкент, штабистов, которые не знают, куда какую академию эвакуировали, кадровиков, которым наплевать на какого-то там Бабаджаняна: хочется ему, видите ли, из Средней Азии поближе к Черному морю…
В Крыму и на Украине, у Харькова, идут кровопролитные сражения. В начале июля наши войска вынуждены были оставить Севастополь, немцы остервенело рвались на Воронеж, военное положение объявили в Сталинградской области.
Самому уехать? Но как — документы в канцелярии у Веревкина-Рахальского, угодишь в дезертиры.
Как всегда бывает, вызов пришел, когда я уже окончательно отчаялся.
Примчался в Москву, в НКО, в управление кадрами. Не тут-то было, говорят: «Ждите, не вы один». Заперли в общежитие, резервистов там тьма-тьмущая.
Жду и жду, а подо мной, что называется, земля горит. Еще бы, столько сводок Совинформбюро наслушаешься за день, уже не сможешь со спокойной совестью в резерве сидеть: Донбасс оставили, Ростов снова сдали, под Сталинградом жестокие бои, враг рвется на Кавказ…