7 и 8 июля были самыми напряженными в Курской битве. Здесь, на Обоянском участке, в общем направлении на Белгород, сложилась куда более тяжелая обстановка, чем в направлении на Орел. Как справедливо отмечает Г. К. Жуков, здесь наступала более сильная вражеская группировка и войсками противника руководили более инициативные и опытные генералы, а во главе группировки стоял генерал-фельдмаршал Э. Манштейн[14]. Несмотря на героические усилия наших войск, врагу удалось кое-где вклиниться в наше расположение.
В этой обстановке командующий Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутин ввел на этом направлении 2-й и 5-й гвардейские, 2-й и 10-й танковые корпуса, несколько стрелковых дивизий и артиллерийских частей, взятых с других направлений. Танковые корпуса были сосредоточены во второй полосе обороны с целью укрепить ее настолько, чтобы парировать наступление противника, а затем в нужный момент контрударом разгромить его.
Контрудар танковых корпусов, нанесенный во взаимодействии с 40-й армией, облегчил положение 1-й танковой армии, и хотя фронт ее обороны не раз гнулся под натиском превосходящих сил противника, но не ломался, и за каждый метр территории, на время попадавшей в его руки, враг расплачивался десятками уничтоженных машин, тысячами убитых и раненых.
Хотя наступательные возможности его резко ослаблены, но не исчерпаны, и противник 9 июля возобновляет свое наступление. Командующий фронтом усиливает 1-ю танковую армию еще одним танковым корпусом и другими частями.
И снова начинается бешеная борьба. И опять солнце меркнет в дыму и мгле сражения. Но волны вражеского наступления разбиваются об утес нашей обороны, все время наращиваемой из глубины.
На правом фланге танковой армии врагу удалось вклиниться в нашу оборону, он пытался окружить 6-й танковый корпус, но это ему не удалось — отважно дрались советские танкисты. Когда в танке лейтенанта П. И. Битковского кончились снаряды, он таранил фашистский танк, свалив его в кювет.
Замечу, впрочем, попутно, что танковый таран при всей заманчивости для описания в художественной литературе и публицистике — дело исключительное. И отнюдь не из-за отсутствия достаточного количества смельчаков, готовых пойти на него. А из-за того просто-напросто, что танк — не самолет и земля — не воздух. Хорошо, если так сложилось на местности, что твой танк, толкнув вражеский, спихнет врага в кювет и он опрокинется на бок. Скорее же всего — толкнешь его, чуть с места сдвинешь, и, чего доброго, одного себя и повредишь. Ну конечно, если уж горит твоя машина и нет тебе спасения, как было в случае с экипажем И. К. Зайцева, который так ярко описал Н. К. Попель, тогда другое дело.
Но я не разделяю восторга Николая Кирилловича по поводу, как он выразился, «массового танкового тарана»[15], что был применен якобы в первый год войны советским 8-м мехкорпусом против 16-й немецкой танковой дивизии. Н. К. Попель вслед за описанием этого пресловутого «массового танкового тарана» приводит выдержки из «Военного дневника» немецкого генерала Ф. Гальдера: «Советский 8-й мехкорпус идет на самоубийство».
Да, верно, Гальдер в этот же день, 26 июня 1941 года, в своем дневнике отметил, что тот же 8-й мехкорпус нанес 16-й немецкой дивизии сильнейший контрудар. Но я убежден, что успех этот был порожден отнюдь не ударами своих гусениц по броне противника, а, очевидно, успешным маневром и мощью танковых орудий.
Танк призван сближаться с противником на необходимое расстояние и расстреливать танки врага из своего вооружения. Рвать же собственные гусеницы о чужую броню — это и вправду самоубийство, ничего но скажешь… Если такое и имело место, то извинить его можно, наверное, лишь тем обстоятельством, что происходило оно в самые первые дни войны. Последующий опыт не позволял нашим танкистам совершать подобные малообдуманные поступки…
Однако я отвлекся от своего основного рассказа о ходе Курского сражения. Итак, к вечеру 11 июля на Обоянском направлении была полностью сорвана попытка противника прорваться здесь к Курску.
Несколько слов о сражении на севере Курской дуги — на Орловском направлении.
Здесь в первый день своего наступления противник мощным бронированным клином прорвал первую полосу обороны нашей 13-й армии и продвинулся вглубь на шесть-восемь километров. Командующий Центральным фронтом К. К. Рокоссовский нанес противнику контрудар силами 2-й танковой армии, 19-го танкового и 17-го стрелкового корпусов. Это остановило противника перед второй полосой нашей обороны. Все попытки вражеских войск прорваться к Курску на этом направлении были пресечены. С тем большим остервенением враг бился на белгородском крыле. Перегруппировавшись, он ринулся на Прохоровку.