В большом доме все было по-старому. Ничего не изменилось, те же траллсы, те же женщины. Стол, длиной во весь большой зал и скамьи. Оружие и броня викингов, висящие на колышках по стенам. Беда лишь в том, что никто за ними не вернется. Он пришел один.
Его мать, Гудрун, сохранившая в лице и фигуре следы своей яркой красоты, сидела на его месте, отделенная от него длинным столом.
— Здравствуй, мать, — приветствовал ее Рагнар Ворон.
Гудрун спокойно встала из-за стола и, не спеша пройдя по залу, подошла к сыну.
— Здравствуй, Рагнар. Как твой последний поход?
— Как видишь. Я жив-здоров, а хирда больше нет. Мой драккар, если его еще не сожгли, стоит в Нурфьорде, а за мной гонятся люди Хрольфа и, скорее всего, Гальфдана Черного, — спокойно сказал Ворон.
— Хорошие новости принес ты мне, сын, — задумчиво произнесла Гудрун. Прекрасно зная свою мать, он понимал, что ее ум лихорадочно пытается найти хоть какие-то выигрышные стороны в случившемся, но ничего не выходит.
— У нас очень мало времени, мать. Очень. Сколько викингов осталось в хуторе? Со мной уходили не все, я оставлял двадцать человек. Ничего не случилось с того времени?
— Осталось двадцать человек. — От его матери, Гудрун, нельзя было услышать «человек двадцать» или «примерно, двадцать человек». Она точно знала все, что касалось ее и ее семьи и не зря, в отсутствие Рагнара, вела дом. Ее ключи висели на поясе не просто так.
— Вели траллсам подавать на стол. Я поем и скажу, что вам всем делать дальше.
Гудрун взмахнула рукой, траллсы заметались между кухней и большим залам. Скоро Рагнар уже сидел за столом и жадно жевал. Выходя из Нурфьорда, он захватил с собой еды, но не учел того, что его тело, так быстро исцеленное от ран, потребует ее вдвое больше, чем обычно. Оно словно латало этим какие-то дыры, оставшиеся после лечения.
Наконец Рагнар Ворон отвалился на спинку своего кресла. Траллсы быстро приняли со стола, и Ворон сказал: «Мать, вели всем викингам, оставшимся на хуторе, собраться у большого дома. Остальным, всем, даже траллсам, не возбраняется быть там же».
Когда мать вышла, Рагнар громко произнес: «Все вон. Вон отсюда». Траллсы и женщины исчезли, будто по волшебству. А Рагнар проверил, заперты ли двери и, вернувшись к столу, дошел до его середины, и присел на корточки, словно разыскивая что-то на полу. Он на корточках пошел от стола к стене, остановился и, достав нож, подцепил им одну из досок, за которой потянулись еще две. Открылся широкий лаз, в который Рагнар и спустился по обнаружившимся там ступенькам, прихватив с собой факел. Тайник. Умело и старательно оборудованный тайник. Ворон осмотрелся, светя себе факелом. Немало. Драгоценности, монеты, разложенные по весу, серебряная посуда, богато изукрашенное оружие, которое годилось только для похвальбы из-за обилия драгоценных камней и позолоты. Результаты трудов на лебединой дороге. Его предков и его самого. Тут хватило бы не на один драккар, но Рагнар не хотел трогать тайник, надеясь быстро заработать у Хрольфа. Скупой платит дважды. Рагнар плюнул на пол от злости и вылез из тайника.
Он прошел в свою половину и долго и старательно снаряжался, выбирая оружие и броню. На толстую поддоспешную одежду Рагнар надел длинную, почти до колен, кольчугу. На голову выбрал отцовский шлем, низкий шлем с кованой маской-личиной, с прорезями для глаз, который иногда еще называли «норман с совой». Бармица, кольчужная сетка, обрамлявшая шлем по нижнему краю, закрывала сзади шею, с боков плечи и спереди горло. Рагнар повесил на пояс меч и тяжелый нож, взял красный двухободный щит, который закинул за спину, лук и колчан со стрелами. Топор себе он оставил тот, с которым пришел с Нурфьорда, топор Эйнара Бешеного. Постоял некоторое время, стараясь припомнить, не забыл ли он чего, снял со стены и повесил на пояс моток крепкой веревки. На плечи он набросил длинный теплый плащ волчьего меха с капюшоном. Прошел в кладовую и запасся там едой на несколько дней. Вроде бы все.
Рагнар вышел в большой зал дома и на миг присел на лавку. Не сел в свое кресло во главе стола, а опустился на лавку, как простой викинг. Оперся локтями на стол и скрыл лицо в ладонях, не снимая шлема. Глухо зарычал и вздрогнул, словно от боли и ярости.
Звякнула бармица, задетая рукой. Рагнар пришел в себя, резко встал и вышел во двор. У ступеней стояли те викинги, что оставались в хуторе, те самые двадцать человек. За ними, толпой, стояли бондэры со своими женами, а позади них — встревоженные траллсы.
Ворон спустился к воинам, те радостно загалдели, захлопали хевдинга по плечам, кто-то засмеялся. «Ворон!» «Ворон, ты вернулся!» «Что теперь, Ворон?»
— Мать, подойди сюда. Скажу для тебя и для воинов, — начал Ворон негромко. — Я уже говорил, что мы уходим из Норвегии. Я хотел быстро заработать на второй драккар и убедился, что нельзя браться не за свое дело. Весь хирд, что остался — это вы, двадцать человек. Я собираюсь еще раз попробовать выполнить работу для Хрольфа и получить с него золото. Вы, викинги и мать, быстро собирайте самое ценное и двигайтесь в Нурфьорд. Оружие, броню, инструменты. Страна, в которую мы поплывем, находится далеко. Очень далеко. Там нас не найдет ни Хрольф, ни Гальфдан, вообще никто. Но там все придется начинать сначала. Там густые, бескрайние леса, обилие дичи, чистые реки, а воины там не закрыты броней, как омары. Там мы построим новый горд, который не смогут разрушить короли бондэров. В Нурфьорде стоит мой драккар… Он должен там стоять. Берите его и сразу идите в Свею, Торир знает, куда. Если кто-то из бондов захочет идти с вами, берите только тех, кто умеет сражаться. Возьмите опытных мастеров-траллсов, тех, чье умение понадобится на диком берегу. Не задерживайтесь здесь! Уходите, как можно скорее. Я ухожу прямо сейчас.
— Рагнар, я не понимаю тебя. Ты говоришь, что Хрольф Пешеход, как и Гальфдан, теперь тоже наш враг, а сам собираешься выполнять работу для норангенфьордского ярла? — Спросил самый старый воин, Гольдульф. Остальные согласно загудели. Только Гудрун смотрела на сына с пониманием.
— Гольдульф, ты, как и все вы, знаете меня много лет. Неужели я так часто делал глупости? Я должен еще раз попытаться сделать эту работу. И потом я получу с Хрольфа золото.
— Может, есть смысл идти к Хрольфу не одному? — спросил Торир.
— Нет. Сражаться с Хрольфом мы бы не смогли, даже если бы остался цел весь хирд. — спокойно ответил Рагнар. — Если вы все спросили, что хотели, начинайте собираться. За мной могут прийти люди Хрольфа. Прогоните их. Не убивайте их без нужды. Куда хуже будет, если придет Гальфдан Черный. Тогда вам придется просто убегать. Пошлите дозорных на все дороги. Прямо сейчас. Ждите меня в Свее тридцать дней. Потом уходите в Валланд. Если я не приду через тридцать дней, значит, не приду никогда. До встречи. — И Рагнар ушел в дом. Его мать тенью скользнула за ним, а викинги смешались с землепашцами, и вскоре толпа разразилась криками.
— Ты ведь все поняла, мать? — напрямую спросил Ворон, сев на лавку.
— Конечно. Ты должен еще раз попробовать выполнить за Хрольфа грязную работу.
— Да. Все так. Тогда все сказано.
— Иногда я жалею, что послушалась тебя тогда, — сказала вдруг Гудрун, словно продолжая старый, неоконченный разговор, — что согласилась с твоим выбором тогда. Я плохо успела подумать.
— Почему? — поинтересовался Рагнар, безо всякого, впрочем, любопытства.
— Хотя бы потому, что ты не можешь осесть, завести жену, детей, жить человеком. Потому, что боюсь. Боюсь, что когда-нибудь ты проклянешь меня за это. За тот день. — Гудрун жадно всматривалась в серые с прозеленью глаза ее сына, словно ища ответа. Но поневоле ее взгляд постоянно соскальзывал на свежий шрам на его щеке.
— Я нисколько не чувствую себя обделенным, мать, — сказал Рагнар, не раздумывая. — Нисколько. Ничуть. Ответь мне только на одно — где он сейчас?
Гудрун села рядом с сыном и закрыла глаза. Воцарилась тишина. Рагнар слышал, как высоко над крышей большого дома кричали чайки.
— Ты обогнал его в Валланде. Он ищет тебя по берегу. Когда ты пойдешь в Норангенфьорд, будь особенно острожен, он не глупее тебя. Ты вполне можешь столкнуться с ним там.
— Тогда все. Я пошел. — Рагнар встал, поцеловал мать в лоб и быстро, не оборачиваясь, вышел из большого дома. На пороге он помедлил, оглядывая свой хутор так, словно не видел никогда. Его рука задумчиво гладила дверной косяк. Ворон закрыл глаза. Голоса людей, крики чаек, мычанье скотины, песня северного ветра, теплый луч солнца, запах родного дома — все смешалось и мягко, и тяжело легло на сердце Рагнара Ворона, человека, спорившего с королями. Он усмехнулся, пересек двор и вскоре скрылся из вида.