— Тогда сгинь! Сгинь! Вернись, откуда пришла! — силясь отвести глаза от Эйлы, прохрипел Ворон. Вот только голой бабы ему и недоставало в месте засады на короля!
— Ха! Тогда ночью ты не требовал, чтобы я пропала! — издевательски захохотала юная Эйла, показывая острые, белые зубы. — Или я так подурнела с той поры? — Она высоко подняла руки, запрокинула голову и повернулась вокруг себя.
— Что ты хочешь? — спросил Ворон.
— Ну, частично того же, чего и ты, — сказала юная Эйла, проведя рукой по груди. — А еще я должна сказать тебе, чтобы ты бросил свою затею, Ворон. Боги еще благоволят к тебе, но если ты не угомонишься, им может и надоесть. Не искушай судьбу, Ворон. Брось короля, забудь про Хрольфа и уходи в Свею. Ты получил дары судьбы, не напрашивайся на ее оплеухи. Ты думаешь, что тролли часто путают копья, когда хотят посмеяться над легковерным простаком? Или что они всегда так удачно роняют глаза — прямо тебе под ноги?
— Ты знаешь больше, чем я, — усмехнулся Ворон. — Но тогда ты знаешь, что я не могу этого сделать. Уходи. Не мешай мне.
Эйла зло улыбнулась и ушла в лесок, росший по скалам. Она ни разу не обернулась.
Рагнар же, спровадив юную Эйлу, на миг закрыл глаза, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. Словно камень в груди, оно било его по ребрам, и удары его отдавались в горящей голове. Крупная дрожь прошла по его телу, и все схлынуло. Рагнар скрипнул зубами и открыл глаза. Он снова владел собой. Ворон сел на свое место и посмотрел на горд в трубку Рандвара. Дворовый высунулся из мешка.
— За тобой всегда ходят такие, как она? — спросил он робко.
— Какие «такие»? — сердито спросил Ворон.
— Ты знаешь! Не спрашивай! — испуганно сказал Дворовый.
— Нет, не всегда. Я вообще не знаю, кто она и почему оказалась тут, она живет в другой стороне Норвегии, через пролив, и она — древняя бабка! Все, потом о ней, я вижу всадников.
Ворон прекрасно видел группу всадников, выехавших из горда за ворота. А в трубку Рандвара он увидел и короля. Куда поедет король? Если он повернет налево, то Ворону придется ждать другого случая, который может и не выпасть. Ворон прикрыл веки, чтобы не спугнуть удачу. И удача снова выбрала его! Открыв глаза, Ворон увидел, что королевский выезд свернул прямо к тем скалам, где он сидел. Решение родилось сразу же, Ворон спешно натянул тетиву на лук и вытянул из колчана стрелу-срезень. Когда король окажется прямо под ним, Ворону останется только отпустить тетиву — верный выстрел, сверху вниз. И все. Работа будет выполнена. Тогда можно будет считать, что хирд погиб не просто так. Хрольф заплатит с радостью, кроме того, можно будет накинуть еще за тех псов, что он спустил на него, Ворона. А самому Рагнару можно будет уходить из Норвегии не спеша.
Король уже почти подъехал к невидимому рубежу, который отметил для него Ворон. Викинг натянул тетиву, целясь в шею. Он улыбался, зло и радостно. Все. Почти все. Вся его жизнь, вся ярость сосредоточилась на кончике стрелы, направленной на горло Гальфдану. Ну!
…Стоя за сосной, юная Эйла, мягко чему-то улыбнувшись, неслышно щелкнула пальцами.
Все, пора! — И совершенно новая, крепкая, проверенная тетива с мерзким звуком лопнула в момент выстрела! Стрела Ворона, бессильно и вяло, но громко, предательски дребезжа, скатилась по скале к ногам королевского коня.
Викинги Гальфдана не напрасно ели свое мясо. Ворон отшатнулся от края скалы, но они уже заметили его. Миг — и стена щитов скрыла спешившегося короля. «Выкидыш тролльской задницы!» — Взвыл Рагнар Ворон, бросил лук, ногой откинул колчан, подхватил сумку и копье, и кинулся бежать. Остальные викинги, воя от ярости, кинулись на скалу.
Бесполезно. Скала была неприступной. Заревели рога, викинги подавали сигналы тем, кто охранял тропы и дороги. Ворон, озверев от неудачи, огромными скачками несся со скал. Дворовый, вцепившись в его плащ, ругался на родном языке. Вой рогов усилился, Ворон надеялся лишь на то, что на его пути не окажется слишком много врагов. Эйла была права — подарки судьбы кончились, начинались оплеухи! Значит, нельзя было трогать короля, но у него не было выбора. Значит, пришло то время, когда он не угадал волю богов, и они лишили его своего благоволения. Что ж, придется попробовать все сделать самому! Рагнар выскочил на козью тропу, справедливо полагая, что вряд ли ее сторожит целый хирд.
— Поймайте его! Обыщите все скалы, до последнего камешка, до последней норы, но достаньте его! — Взревел Гальфдан Черный, укрытый щитами.
Ворон не ошибся. Навстречу ему выбежали лишь два человека. Ворон, не сворачивая с дороги, одной рукой поднял копье Одина, а другой топор Бешеного. Викинги, готовившиеся встретить Ворона, просто перекрыли дорогу. Узкая тропка, по которой несся Рагнар Ворон, была сжата скалами и теперь люди Гальфдана загораживали ее. Пусть так! Не сбавляя скорости, несясь сверху вниз, Рагнар прыгнул на стену, а с нее махнул над головами врагов, успев расколоть одному голову топором Бешеного. Рагнар остановился на миг, второй викинг, взвыв от страха и злости, кинулся на него. Рагнар бросился ему в ноги, и викинг, споткнувшись, кувырком полетел через него. Не дав ему вскочить, Ворон обеими ногами прыгнул поверженному сторожу на грудь, под сапогами сухо прохрустело, и глаза викинга закатились. Рагнар выдрал топор из головы первого и снова пустился бежать. С соседней тропы уже бежали люди Гальфдана, и в спину Ворона полетели стрелы. Три из них угодили в цель и воткнулись в щит, висевший у Рагнара на спине.
Юная Эйла, молочно светясь обнаженным телом, упала на колени и воздела руки к небу, что-то шепча. Небесно-синее небо помрачнело, и несколько черных туч, взявшихся ниоткуда, волками бросились на солнце и скрыли его.
Гром неистово грохнул, в скалы перед преследователями Ворона ударила многозубая молния, оставив на скалах черные пятна, и хлынул ливень пополам с градом.
Юная Эйла, запрокинув голову, кружилась под дождем, издевательски хохоча.
Дорога, ведущая вниз, враз размокла, потекла скользкой грязью. Ноги преследователей начали разъезжаться, викинги падали, сбивая друг друга с ног, мокрые камни стали неприступными, а Ворон уходил все дальше и дальше, делая отчаянную ставку на то, чтобы не упасть. Прыгая, как рысь, он скакал по мокрым скалам и вот скрылся из виду. Преследовать его стало невозможным: стена дождя с градом заслонила его, и нельзя было бы даже приблизительно сказать, куда он побежал.
Так завершилась охота Рагнара Ворона на короля.
Глава семнадцатая,
в которой Рагнар Ворон начинает свой путь к Хрольфу Пешеходу
Вызванный юной Эйлой дождь шел весь день и весь вечер. Погоня за Вороном стала попросту невозможной, викинги возвращались к королю и своим ярлам. Не исключено, что погоню удастся возобновить после дождя, только кто и как сможет найти следы Ворона? Эйла хорошо поработала.
Ворон, прекрасно понимая все это, тем не менее, не собирался успокаиваться. Он бежал и шел скалами до тех пор, пока вечер не приблизился к земле фьордов. Тогда Рагнар спустился на равнину и до темноты шел в сторону Норангенфьорда. Дворовый, сидя у него за пазухой, на сей раз, сладко спал и что-то бормотал по-словенски. Ворон негромко говорил сам с собой:
— Все понятно. Юная Эйла не просто так, по прихоти, советовала мне не покушаться на короля. Но, тем не менее, что-то снова спасло меня. Не все боги разгневались? Или же я для чего-то еще нужен? Тут ответ можно найти только одним способом — жить. Что ж, я не против! — Ворон усмехнулся.
А мимо короля, кашляя и стеная, стуча по дороге клюкой, прошла старая-престарая старуха, которой, судя по всему, было уже наплевать на всех в мире королей. Гальфдан, спокойный с виду, все же был не только королем, но и человеком. Он искренне радовался, что боги сохранили ему жизнь. Потому, что он прекрасно понимал — с такого расстояния Ворон бы не промахнулся. Все еще переживая все произошедшее, он сунул руку в кошель и крикнул:
— Почтеннейшая! — но бабка, не останавливаясь, шаркала мимо. Овинд мигнул и один из викингов бережно, но твердо придержал бабку за руку и развернул к королю.
— Я Гальфдан Черный, почтеннейшая. Возьми, пожалуйста, в подарок! — И король кинул к ногам старухи полновесную золотую монету. Но до земли она не долетела, бабка схватила ее на лету и посмотрела на короля, показав ему ужасную бородавку и одновременно обжигая взглядом синих, совсем молодых глаз, тонувших в морщинистых веках.