— Ну, скорее, работа Харальда Молчаливого и его жены. Или ты о чем? — Эйла удивленно распахнула бесстыжие синие глаза. На ее шее висела золотая монета, которую Гальфдан Черный подарил в Норвегии древней старухе.
— Ладно, — решила юная Эйла. — Вы тут и без меня разберетесь. А я пойду, поздороваюсь со старыми друзьями. Сыновья Канута появляются на земле не каждый год!
— Я думал, что они убили тебя тогда. Я убивал каждого дана, который попадался мне на пути. Я заставил себя поверить, что ты умерла. И в моем доме никогда не было женщины. Что случилось тогда с тобой? — спросил Ворон, напрочь забыв обо всех колдуньях на свете.
— Даны убили всех, кроме меня. Меня они забрали с собой. Но по дороге нас трепали шторма, и им было не до меня. Меня просто бросили на палубу и забыли про меня до самой Дании, — Гильдис помолчала и продолжила: — Все эти годы я знала, что ты придешь за мной. Я верила в это.
— Мне все равно, что они сделали с тобой, чьей женщиной ты была, или женой, есть ли у тебя дети, — спокойно сказал Ворон. — Потому, что я люблю тебя.
— Они ничего не сделали со мной, — так же спокойно сказала Гильдис. — Как только мы пристали к берегу, нас встретила юная Эйла. При виде меня она побелела, как молоко и только показывала на меня рукой и молча шевелила губами. Это было… Это было страшно, Ворон. Я уже было подумала, что меня ждет участь жертвы, но юная Эйла вдруг заговорила громовым, мужским голосом, от которого притихли даны. Она сказала: «Я объявляю эту женщину неприкосновенной. Она будет жить со мной. Учиться у меня. И никто, если он только не хочет навлечь на свою голову проклятья юной Эйлы и гнева богов, не прикоснется к ней!» Она не стала даже дожидаться решения воинов, просто взяла меня за руку и увела. Охотников поспорить с ней не нашлось, — Эйла вытягивала раненых воинов чуть ли не из Валгаллы, а больных — из царства синекожей Хель, и никто не захотел с ней поссориться. В горде мы почти не появлялись, избушка Эйлы стоит в лесу, далеко отсюда. Меня она в горд не посылала никогда, а все, что нам было нужно, или приносили ей даны в обмен на ее услуги, или она покупала у данов сама. Она учила меня разбираться в травах, слышать лес, понимать путь тока крови в теле и путь жизни под кожей, учила лечить болезни и раны, учила напускать порчу и снимать ее, она была мне как старшая сестра. Хотя, я думаю, по возрасту, она годится в сестры самому Кануту. Она никогда не говорила про это, а я не спрашивала. Порой она пропадала то на год, то на два, тогда даны обращались за помощью ко мне. Мне приходилось лечить их, помогать им, гадать им, я должна была дождаться тебя, Ворон. И я дождалась. Нынче ночью юная Эйла буквально вломилась в дом, схватила меня за руку и почти бегом мы пошли сюда, в горд. Остальное ты видишь, — Гильдис помолчала и негромко произнесла: — Я тоже люблю тебя, мой хевдинг. Ты ведь заберешь меня отсюда? Куда теперь ты думаешь идти?
— Я заберу тебя с собой в новую землю, — сказал Рагнар Ворон. — Я не знаю, что сталось с моей матерью и хирдом в Свее, и дошли ли они туда, но я заберу тебя и увезу далеко-далеко. Туда никогда не придут ни жадные короли, ни глупые ярлы, ни враги. Такая земля есть, я нашел ее. И подарю ее тебе. — И Гильдис, совсем как много лет назад, доверчиво распахнула свои огромные карие глаза.
От драккара донесся взрыв хохота и вернул их на землю.
— Пойдем, Гильдис. Они отвезут нас в Свею, — сказал Ворон, и они пошли к драккару.
На берегу стояла юная Эйла и пересмеивалась с Харальдом Камешком, остальные браться тоже принимали участие в разговоре, было видно, что эти люди давно и хорошо знают друг друга. Когда Ворон с Гильдис подошли к драккару, смех смолк, и Харальд Камешек с несколько деланным удивлением спросил:
— Что это за женщина с тобой, Рагнар?
— Это моя жена. Это из-за нее я ненавидел данов, — легко ответил Ворон.
— Понятно. Ну, поднимайтесь на борт и отходим, если ты все еще хочешь попасть в Свею.
Ворон подсадил Гильдис, которую на борту принял Камешек, и обернулся к Эйле:
— Ты пойдешь с нами?
— Я?! На одном драккаре с мужчинами?! — искренним возмущением спросила юная Эйла. — Да ты за кого меня принимаешь, Ворон?!
— Это мой второй вопрос, юная Эйла, — спокойно и негромко сказал Ворон. — Кто ты?
— Какая разница, кто я или что я, если я пока на твоей стороне? — рассмеялась юная Эйла. — Не напрягай голову, Ворон, она у тебя для этого не создана!
Ворон отвязал с пояса один из мешочков с золотом данов и протянул его Эйле.
— Возьми в подарок. И помни, что я твой вечный должник, юная Эйла.
— Старая стала, а все еще люблю золото! — прокряхтела юная Эйла, становясь дряхлой бабкой с ужасной бородавкой. Золото исчезло с руки Ворона так быстро, что он и не заметил. — А должок я запомню, глупый хевдинг, бросающийся громкими словами!
— Мы еще встретимся? — спросил Рагнар Ворон.
— Гильдис — твоя земная жена… — негромко ответила бабка и побрела прочь, не обращая ни на Ворона, ни на берсерков никакого внимания. Гильдис окликнула ее, но бабка и ухом не повела.
— До встречи, юная Эйла! — громко крикнул Ворон, и Гильдис вторила ему.
Ворон вскарабкался на борт, и ветер надул их парус. У входа во фьорд их терпеливо дожидались «Морской змей» и «Лис», как назвал Ворон захваченный у данов драккар.
— Мы успеем в твою Свею, Ворон — усмехнулся Камешек от кормила. — Только сядьте с женой на палубу и закройте глаза!..
Ворон и Гильдис опустились на палубу и, как приказал Камешек, закрыли глаза, держась за руки. И неведомая сила со звериным воем вдруг подхватила драккар, закружила в безумном танце и куда-то понесла, словно перышко, вокруг дико кричали неведомые твари и каркали вороны…
Так Рагнар Ворон ушел из Дании.
Глава тридцатая,
в которой Рагнар Ворон приходит в Свею
Утро выдалось солнечным. Человек в синем плаще потянулся и встал. Уже несколько дней он сидел на этой скалистой площадке, наблюдая за людьми Ворона во фьорде. Площадку он изучил, как собственную ладонь, где были выступы, где выбоины, откуда и когда светит солнце; он готовился к поединку, а если быть точнее — к победе. К той, какой он ее видел. Ворон был очень опасным бойцом, но и человек в синем плаще был далеко не новичок в ратном деле.
Люди Ворона внизу суетились, бегали, жгли костры, откуда-то к ним подходили все новые и новые люди, вскоре к одному драккару, на котором в этот фьорд пришли первые люди Ворона, прибавилось еще два. Люди куда-то уходили, нередко за пределы фьорда, снова возвращались, мелькали даже всадники, внизу уже кишел настоящий муравейник, а Ворона все еще не было.
— Он добьется того, что они уйдут в Валланд без него, — мрачно говорил сам с собой человек в синем плаще. — Но я не понимаю, откуда их тут столько? Даже если все бонды с земель Ворона присоединились к остатку хирда, их не должно было быть столько. Но на кой бы, спрашивается, бондам Ворона уходить вместе с ним? Как они расстанутся со своими нищим хозяйством, да и зачем ему эти бесполезные люди? Викинги из них так себе. Да еще и с бабами! Да еще и с детьми! Еще бы скотину с собой приперли. И птицу. Видимо, Гальфдан задал им жару, раз эти свинопасы добрались до Свеи и засели тут в ожидании чуда, которое им посулил, как я понимаю, Ворон. Когда свеи узнают, что у них под боком уже целый горд норвежцев, они вырежут их. Просто так, на всякий случай. Интересно, кто придет раньше? Свеи или Ворон? Надеюсь, что Ворон. — Человек в синем плаще беспокоился. Он понимал, что это, скорее всего, его последняя возможность достать Рагнара. Потому что никому не известно, куда теперь пойдет хевдинг. Со всей этой оравой.
— Приехали, Ворон, — раздался веселый голос Харальда Камешка.
Ворон открыл глаза и встал. Да, сомнений не было — перед ними лежала Свея. Гильдис ахнула и поднесла руки ко рту.
— Быстро. Очень быстро, Камешек. А почему тогда мы не делали так, пока ходили у Дании?
— А тогда откуда же было бы взяться удовольствию от плавания при попутном ветре? — подмигнул Камешек. Ворон улыбнулся, Камешек был прав. Так было быстрее, но интереснее было идти самим.