Выслушав мой доклад об этих настроениях, военком бригады сказал:
— Да, это так. Повернуть сознание людей к боевой подготовке нам в должной мере пока не удалось.
«Не запоздалый ли вывод?» — подумалось мне.
24—25 мая проверяла готовность бригады комиссия Главного автобронетанкового управления Красной Армии. При этом бригада совершила 60-километровый марш. Он не был удачным: колонны излишне растягивались и разрывались, темп низкий, выявилось немало неисправностей на танках. Для штаба же вновь наиболее неприятным было продолжительное отсутствие связи с батальонами в движении. И комбриг согласился с предложением, чтобы повторить батальонные учения и провести тренировку радиосетей.
Другого маршевого опыта, кроме похода к озеру Хасан в 1938-м году, у меня не было, и сравнение с ним марша бригады было не в пользу ее. Однако комиссия сделала вывод: бригада обучена удовлетворительно, к ведению боя готова.
— Щедрая оценка, — сказал я майору Иванову.
Это услышал полковник Шаповалов и бодро заметил:
— Ты не прав. Бригада движется, развертывается, словом — обучена.
Тут к месту будет сказать следующее. 18-го мая я был избран секретарем бюро первичной партийной организации управления бригады и просмотрел учетные карточки коммунистов. Оказалось, что с 1927-го года по март 1941-го Шаповалов служил в химвойсках, окончил Военно-химическую академию, служил в огнеметной танко-химической бригаде. Он не знал танк и в чисто танковой части служил пять месяцев. Либо это обстоятельство, либо оценка комиссии породили у него необоснованный оптимизм. И с этого момента у него, вместо прежней требовательности в вопросах боевой подготовки, появилась какая-то самоуспокоенность.
А нас, командиров штаба, чувство неудовлетворенности не покидало. И когда был получен приказ бригаде скрытно, в течение четырех ночей выйти в исходный район для погрузки в эшелоны, то штаб разработал проведение по ходу выдвижения батальонных и батарейных учений. Это вызвало недовольство полковника Шаповалова.
— Какие учения? Вы понимаете слово «скрытно»?
— Понимаем, — ответил начальник штаба. — Но, ведь, танки-то на марше шумят, их движение не скроешь. Не все ли равно передвигаться и шуметь, проводя учения, или без них?
— А радиосвязь?
— Кругом проводят учения другие бригады, работает радио почти круглосуточно, поэтому никакая разведка не разберет, что к чему, — ответил я.
Но комбрига убедить не удалось. Так оказалась упущенной возможность поднять слаженность частей и подразделений.
Вечером 29-го мая было получено распоряжение о включении бригады в состав 11-го танкового корпуса, а 31-го она тремя железнодорожными эшелонами убыла на фронт. Командование и штаб бригады находились в первом эшелоне.
— Куда мы следуем? — спросил я полковника Шаповалова.
— Не знаю. По существующему порядку командованию перевозимых войск это не положено знать.
Я смутился из-за неуместно поставленного вопроса, хотя действительно этого не знал.
В ходе трехдневного переезда с подчиненными мне помощником начальника штаба, каковым являлся уже Лукин, и тремя офицерами связи удалось провести занятия по практическому оформлению оперативных документов.
К вечеру 3-го июня эшелон прибыл на станцию Долгоруково, 35 км южнее Ельца, города, входившего в то время в Воронежскую область.
Сразу после остановки вагонов, подошедший к командиру бригады майор передал распоряжение командира корпуса прибыть к нему. Полковник Шаповалов пригласил комиссара, приказал следовать с ним мне, и мы двинулись за машиной майора. Через 15—20 минут остановились в большом саду у группы автобусов и палаток.
Передавая папку со сведениями о боевом и численном составе, мною было доложено командиру бригады:
— Товарищ полковник, могут потребоваться карты. Я их получу, надо подождать.
— Получайте и быстро к нам.
Но когда я вышел от топографов со склейками карт двух масштабов, то мои начальники были уже в автобусе командира корпуса. Войдя туда, увидел стоявшего за столом генерал-майора танковых войск, высокого роста, с волевым лицом и тяжелым взглядом. Это был Алексей Федорович Попов. Он отчитывал стоявшего навытяжку полковника Шаповалова:
— Плохо, что вы явились ко мне без карты, а еще хуже, что мало танков.