Павел Иевлев
Дороги разных миров
Глава 1. Табор уходит нафиг
Василиса Ивановна, или просто Васька, — девочка того возраста, когда всё сложно. Жизнь — вообще не так чтобы простая штука, а в «почти шестнадцать» особенно. Звучит лучше, чем «пятнадцать», да? И всё равно ты какая-то невзрослая. Вот и дядя Малкицадак называет «ла́ченько ча́юри», «милая девочка».
Малкицадак (для своих Малки) — баро́ табора «дрома́ рома́», то есть «Людей Дороги». Баро — это не сокращение от «барона», как думают многие га́джо (гаджо — любые люди, кроме цыган). У цыган нет баронов, графов, князей и царей. Баро — это как отец семейства, только очень большого, очень шумного и чертовски бестолкового. Вот у Василисы Ивановны есть отец, которого зовут несложно догадаться как, так он иной раз за голову хватается. Хотя у него всего лишь жена Светлана и дети Васька с Лёшкой, которые даже и не цыгане совсем. Страшно представить, каково Малки. Ромалэ́ — народ буйный.
Среди дрома́ рома́ полно людей самого разного происхождения, но даже представители весьма флегматичных рас и народностей быстро заражаются цыганским раздолбайством. Вот, например, Йоска — типичный негритёнок, чёрный и губастый, с жёсткой шапкой пыльных курчавых волос. Болтает по-цыгански и по-русски, но занят в основном уклонением от любой работы по хозяйству. Пока его мама — статная и красивая чернокожая женщина в ярком платье, удивительно свернутом из одного цельного куска ткани — разыскивает его по лагерю, чтобы отправить мыть посуду, Йоска прячется за автобусом и болтает с Василисой. Страшно любопытный, но довольно забавный мальчуган. Ему всего четырнадцать, и Ваське смешно, когда он пытается изображать из себя взрослого. Для этого Йоска плюётся и ругается, но, к счастью, только тогда, когда вспоминает, что так надо.
— А ты правда механик на вола́нтере? — спрашивает он уже второй раз. Никак не может поверить.
— Младший механик, — честно призналась Василиса. — Главмех у нас Зелёный.
— Он правда зелёный?
— Ты что, — рассмеялась Васька, — разве люди бывают зелёными? Просто прозвище. Не знаю, почему его так зовут.
— Люди всякие бывают, — качает головой Йоска. — Вот ты белая, волосы светлые, глаза зелёные. А я чёрный — и волосы, и кожа, и глаза. Зара, моя сестра по отцу, рыжая, и кожа как молоко. Янко — сам цветом как кирпич, волос жёлтый, глаза синие. Так почему бы и зелёным людям не быть? Я бы не удивился, увидев зелёного человека. Миров много, людей много, все разные. А ты бы удивилась?
— Удивилась бы, наверное. Я всему удивляюсь, мало пока видела.
— Ха! — тут же надулся Йоска и, вспомнив, что он взрослый, сплюнул в дорожную пыль. — Я много видел! Я — рома дрома, человек Дороги! Мы идём из мира в мир, у нас нет дома, кроме наших машин.
— У вас интересная жизнь, — согласилась Василиса, — но я когда-нибудь хотела бы свой дом.
— А сейчас у тебя его нет? Где же вы живёте?
— Сейчас, пожалуй, нигде. Вот с вами путешествуем. Я, мама и брат.
— А где твой папа?
— Мой отец — капитан волантера. Но волантер… Долго объяснять, в общем, требует ремонта. Папа с командой отправился за одной важной штукой, а нас с мамой и Лёшкой послал с караваном Малки в Центр. Папа починит волантер, прилетит туда, и мы встретимся.
— Волантер — это же такой дирижабль, да? — уточнил Йоска.
— Не совсем. Просто похож. На самом деле, он летает не по закону Архимеда, а по другому принципу. Но ты не поймёшь.
— Чойта не пойму? Я не маленький, пхагэ́л тут дэвэ́л[1]! — Йоска сплюнул.
— Я и сама плохо понимаю, — вздохнула Васька, — да и никто не понимает, наверное. Волантер — древняя штука, техника Ушедших. Я там могу починить свет в салоне или унитаз в гальюне — это так туалет называется — и всякую мелкую авионику ещё. Приводы рулей, управляющие коллекторы ходовых машин… А если главный движитель крякнет — то всё. Ни инструкций, ни деталей. Хорошо, что они почти вечные.
— А чего тебя не взяли, ну, штуку эту искать? Раз уж ты механик?
— Я младший механик. И папа считает, что маме и брату я сейчас нужнее.
— Ему сколько, брату твоему?
— Почти восемь.
— Совсем мелкий! — гордо сказал Йоска. — Не то, что я. Ой-ой-ой!
Это его мама нашла. И сразу схватила за оттопыренное чёрное ухо, чтобы не удрал.
— Здравствуй, чаюри, — поздоровалась она с Василисой, — так и думала, что этот баловник тут. А ну, явэ́н кхарэ́[2], там посуда немыта, и в фургоне кто-то бардак развёл! Не знаешь, кто это был?