— Ну, ма-а-ам! — возмущённо завопил Йоска.
В тот момент он был так похож на Васькиного брата, Лёшку, что она невольно засмеялась. Мальчишки такие одинаковые!
Йоска обиженно сплюнул, за что получил лёгкий подзатыльник, и мама его увела.
Когда Василиса залезла в автобус, брат уже спал, набегавшись за день, а мама читала книгу при свете маленькой лампочки. Караван вставал на ночёвку, как только начинало темнеть, поэтому двигался, по мнению Василисы, очень медленно. Два-три перехода в день максимум, а то и вовсе один. Цыгане спешить не любят, всё равно всю жизнь в дороге. Машина, в которой сейчас размещается Васькина семья, — старый автобус КАвЗ, переделанный в дом на колёсах. На «газоновском» шасси, жёстком и тряском, только мотор заменён на дизельный. Все цыганские машины на дизелях, потому что солярку проще достать в пустых мирах, она дольше не портится на заброшенных заправках. Бензин хранится куда хуже. Дизеля старые, ушатанные. У Василисы как механика это вызывает возмущение. С трудом уговорила их водителя, дядю Фонсо, отрегулировать хотя бы топливный насос, чтобы меньше дымило. Он, как все цыгане, считал: «Едет — значит, исправно». Смотрел, как Васька возится, выставляя ход плунжера, и только посвистывал удивлённо.
— Откуда ты только этого набралась, чаюри?
— Я же механик, дядя Фонсо. Я на заводе выросла!
— Ох, — вплеснула руками его жена Симза, — бедная твоя мама!
— Почему? — удивилась Василиса, затягивая гайку на топливной трубке.
— Как она тебя замуж выдавать будет?
Васька аж ключ от неожиданности уронила. Она, конечно, считает себя почти взрослой (Скоро шестнадцать, совсем скоро!), но замужество представляется ей чем-то, что случается с другими. Тоже мне, повод для беспокойства! Потом, она слышала (Вовсе не подслушивала, нет!), как мама, смеясь, делилась с цыганкой:
— Да, Симза, она у нас девочка-маугли, воспитанная инженерами.
— Я слыхала, вы были в плену в Коммуне!
— Ох уж эти слухи! — отмахнулась мама. — Нет, не в плену, на самом деле. Но мой муж работал на очень секретном заводе, мы жили с ним, это такое закрытое место… Локаль. Как отдельный маленький мир. Там, пожалуй, даже неплохо — у нас была большая квартира, отличное снабжение, нас уважали, и мы ни в чём не нуждались. Но, увы, детей там не было. Василиса выросла среди взрослых, и с машинами ладит лучше, чем со сверстниками. И почти ничего не видела, кроме чертежей, станков и механизмов.
— И вас оттуда не отпускали совсем?
— Раз в год в отпуск. На море. Но там никого не было, кроме нас и таких же отпускников. Купаться да загорать для пользы здоровья. Васька там даже скучала без своих любимых моторов!
— Мы бы так не смогли, — сочувственно вздыхает Симза. — Мы, цыгане, вольный народ! Наша жизнь — дорога!
— Вот и мы не смогли, — серьёзно отвечает ей мама, — как появилась возможность, сразу сбежали. И теперь, кажется, наша жизнь тоже дорога. На какое-то время, я надеюсь.
Автобус, в котором они теперь живут, — машина Фонсо и Симзы. Их дом, их транспорт, их имущество. Пожилая цыганская пара (с точки зрения Василисы все, кто старше мамы с папой, — старики) с радостью приняла их семью на время путешествия. Их дети давно выросли, обзавелись своими машинами-домами, кочуют сами. В автобусе салон разделен на три комнаты. Две — как каюты на корабле, маленькие, с откидными кроватями. Третья — сзади, общая, как гостиная или кают-компания. Васькин папа — бывший моряк, она привыкла все называть по-морскому. Помещения украшены в оригинальном цыганском стиле: яркие краски, цветная бахрома, рисунки цветов и птиц, позолота и алый цвет. Сначала кажется, что глаза лопнут, но потом привыкаешь. У цыган так принято.
Туалета, ванной и кухни в этой квартире на колёсах нет. Захочешь писать — придётся останавливаться и присаживаться за колесом. Василиса с непривычки очень смущалась, потому что уединение при этом весьма относительное. Но деваться некуда — привыкла. Они уже неделю почти едут, нельзя же всё время терпеть. Утром встали, в реке умылись, на костре разогрели вчерашний ужин, ставший сегодняшним завтраком, прогрели моторы — и колонна тронулась. Потом глойти — цыганский колдун-проводник, старый узкоглазый азиат, морщинистый, пёстро одетый, и, как Василисе показалось, постоянно нетрезвый — прямо на ходу открывает путь. Машины ныряют в туманное марево Дороги, странного пространства-между-мирами, недолго едут там, потом выныривают, — а вокруг уже совсем другой мир. Так живёт «рома дрома», Народ Дороги. Перевозят товары, иногда — людей, как Василису с мамой и братом, но это не главное. Главное — нигде не останавливаться надолго.