— А можно я всё-таки гляну?
— Да хоть обсмотрись!
Женщина ещё раз пнула мотоцикл и отошла, с трудом поставив его на подножку. Василиса подумала, что это слишком тяжёлая для неё техника, непонятно, как она вообще справляется. Приглядевшись, поняла, что это даже не женщина, а молодая девушка, вряд ли старше двадцати, очень худая, почти тощая. Просто солнце, песок, ветер и машинное масло — не лучший макияж.
— Отвлеки её, пожалуйста! — шепнула она Лёшке. — Чтобы она на меня не смотрела.
— Как?
— Заболтай. Давай, трынди о чём угодно, как ты обычно делаешь…
— Тётя, а тётя? — спросил Лёшка. — А как вас зовут?
— Сейчас меня зовут просто Худая, — вздохнула она, — и если мне и дальше так же не попрёт, как сегодня, то с этим дурацким именем я и сдохну.
— Какое странное имя! Вот меня Лёша зовут, Алексей. Сестру мою — Васькой, то есть Василисой.
— Я пока мелкая была, меня Песчаной Белкой звали, — сказала девушка. — А потом выросла и подалась в Худые.
— Это как? — заинтересовалась Василиса, снимая защитный чехол с крестовины кардана.
— Ну, у нас женщина, как становится взрослой, решает — в Худые она идёт или в Толстые. Если в Худые — то дальше как мужчина: ходит в набеги, живёт с колёс, имеет долю в добыче, грабит караваны, охраняет караваны, ищет топливо и колодцы, ну и всё такое. Никто её не защищает, не хочешь проблем — умей за себя постоять. Если тебя, к примеру, зажмут в кустах и… — она оглянулась на слушающего её, разинув рот, Лёшку, — в общем, сама будешь виновата. Или если залетишь от кого по пьяни, тоже сама расти как хочешь, никто тебе не должен.
— А что такое «залетишь»? — спросил Лёшка.
— Я тебе потом объясню, — прервала его Василиса, — рассказывай, пожалуйста, дальше.
Она уже отсоединила кардан, разобрала узел крестовины и прилаживала друг к другу обломки вилки. Осталось соединить их УИном, но лучше бы так, чтобы девушка этого не заметила. Она выглядит способной на решительные поступки с неоднозначной этикой, особенно с учётом торчащего из притороченного к мотоциклу чехла приклада дробовика.
— Ну вот, натурально, пока не заслужишь имя — ты просто Худая. Я пока никак, — вздохнула девушка. — То мот поломается, то от набега отстану, то пулю поймаю… — она задумчиво почесала шрам на плече. — В общем, не прёт мне чота. Сеструха моя, вон, теперь Худая Оторва. Разве плохо?
— Хорошо, — закивал Лёшка, — а что она отрывает?
— Пусть тебе сестра объяснит… — махнула рукой девушка. — Эх, но не в Толстые же было идти? Я в Толстые не гожусь…
— А что Толстые? — спросила Василиса, чтобы поддержать разговор.
Она уже соединила обломки вилки, и теперь деталь крепче новой. Осталось придумать, как объяснить это девушке.
— У Толстых — не жизнь, а лафа. Им всего-то и нужно — найти мужика, который их содержать будет. Кормить, одевать, защищать. Это меня каждый обидеть может — или думает, что может. А за Толстую община спросит. А ей всего-то делов — детей рожай да жратву готовь. Какие-то при одном мужике пристраиваются, какие-то при нескольких, какие-то за деньги дают…
— Что дают? — заинтересовался Лёшка.
— А что есть, то и дают… — уклончиво ответила девушка.
— А они как имена заслуживают? — спросила Василиса, затягивая последний болт.
— А на кой чёрт им имена?
Чудесную починку мотоцикла девушка, к облечению Василисы, восприняла спокойно.
— Круто, из тебя отличная Худая выйдет, — сказала она, подёргав кардан.
Как Васька и надеялась, снимать защитную муфту и смотреть, как удалось соединить крестовину, не стала.
— Ну что, детишки, вы со мной? Или дальше гулять будете?
— С тобой, если можно.
— Ну, садитесь тогда…
Мотор взвизгнул стартёром и затарахтел. Василиса устроилась на сиденье за девушкой, обхватив её за тонкую талию, Лёшка примостился сзади на багажнике и вцепился в куртку. Тронулись аккуратно, проверяя прочность кардана, но, поняв, что деталь держит, девушка выкрутила газ и понеслась.
Василиса подумала, что, если ей так нужно имя, то «Худая Безумная» вполне подойдёт. Всадница весом едва ли килограммов сорок на мотоцикле, который никак не легче двух центнеров, без шлема и экипировки, чуть ли не в трусах, по рыхлому песку — это надо совсем не думать о безопасности. Но девушка летела на скорости весьма далёкой от разумной, взлетая в воздух на песчаных трамплинах, приземляясь со скольжением, с трудом выравнивая идущий юзом тяжёлый мот, и снова выкручивая ручку газа. Вскоре Васька просто зажмурилась — не от страха, а потому что песок летит в глаза, а протереть их нечем, руки заняты. Лешка вцепился в неё, прижав к спине шмурзика, да так сильно, что, наверное, синяки на рёбрах будут.