– Нет, никто ни о чем меня не просил.
– Так я и думал.
Межу тем мы уже дошли до кабинета, где нас ждал советник:
– Капитан, вам все показали?
– Вполне достаточно, советник.
– В таком случае нам лучше удалиться отсюда.
Я кивнул, соглашаясь с ним. Мы поднялись на крышу и, заняв места в вертолете, отправились обратно на космическую базу. По пути молчали. На космодроме же я попросил советника сесть поближе к кораблю. Мы снова поднялись на борт, чтобы окончательно завершить этот разговор. Но советник молчал, и я молчал тоже, считая, что первым заговорить должен он. А молчание затягивалось. Прошло наверно минут пятнадцать, прежде чем советник заговорил:
– Железный человек Гил Вайнись и в прямом и в переносном смысле. Он внук моего давнего друга. Война догнала и его, сделав беспомощным калекой. Но воля к жизни у него железная. Сейчас он настолько напичкан протезами, что ребята из его учреждения называют его не иначе, как киборгом. Он же всех их считает своими детьми и соответственно переживает гибель каждого… Сегодня умер один из его любимцев, на кого он возлагал большие надежды. Поэтому я и посчитал, что нам следовало оттуда побыстрее удалиться… Извините меня, капитан, за то, что я воспользовался не вполне порядочным приемом и привез вас туда.
– Извинения приняты, - сказал я настолько сухо и холодно, насколько мог, - я не могу до конца понять вас, латян, даже тех из вас, кто мне близок и дорог. Вы всегда ходите вокруг и около вместо того, чтобы сказать прямо: помогите, если можете. Сказав это, вы ничем себя передо мной не обяжете. И разве вы можете думать, что я останусь холоден и бесчувственен к той боли, которую увидел, и про которую узнал. Но никто из вас ни о чем меня не попросил: ни вы, советник, ни железный Гил, ни даже обреченные на смерть ребята… Но можете и не просить, я и так понял вашу невысказанную просьбу и обещаю помочь всем тем, что в моих силах, даю слово звездолетчика и клянусь Великой Пустотой и своей честью.
Советник отвел свой взгляд в сторону и сказал едва слышно:
– Благодарю вас, капитан.
– Не стоит благодарности, советник. Этим я собираюсь помочь не вам и даже не тем, кто в этом нуждается, а, прежде всего самому себе. Я вырос в мире, где мало боли, и плохо переношу чужую боль, она доставляет мне не меньше страданий, чем собственная… На этом сегодня закончим этот разговор, советник. О конкретном же решении я сообщу вам завтра.
Я проводил советника до поверхности. А, вернувшись на "Иглу", я поднялся в рубку и вызвал Рэя. Тот появился незамедлительно, правда, в сопровождении Ога.
– Все слышали? - спросил я.
Они почти одновременно кивнули.
– Ну и каково будет ваше мнение?
– Зачем спрашивать мнение, когда решение ты уже принял, - немного мрачно сказал Рэй, - взялся помогать - помогай, иначе не стоило бы и браться.
– Я хочу знать, Рэй, будет ли мне в этом деле твоя поддержка?
– Вик, ты за кого меня принимаешь, за холодную бесчувственную пустышку?
– Я просто спросил.
Рэй кивнул:
– Моя поддержка будет полной и всеобъемлющей, разве может быть иначе.
– Спасибо, Рэй.
– Не за что, командир. Но как ты себе представляешь эту самую помощь?
– Вылечить всех больных и помочь всем нуждающимся в помощи нам просто не по силам, необъятного не объять, как ни старайся. Помочь себе латяне должны сами. Мы же должны им в этом помочь своим знанием, опытом, и, в конце концов, техникой и технологией. И они должны это принять, потому что нет ничего более ценного, чем человеческая жизнь, особенно еще как следует не прожитая. Мы должны создать технику, передать технологию ее создания и обучить специалистов. Но и сами мы не сможем просто ждать, по крайней мере, мне это не по силам. На корабле достаточно места, чтобы организовать пусть небольшую, но клинику для самых тяжелых случаев. Надеюсь так же, что мы собственными силами и с поддержкой латян осилим и клинику покрупнее. Так я мыслю.
– Что же, пусть будет так, - вздохнул Рэй, - тогда сейчас я пойду и конкретно все проработаю, а к вечеру выдам тебе результаты.
Я только кивнул в ответ на это, и Рэй удалился. Ог же по-прежнему остался на экране:
– Да, не ожидал я такого от Эрса. Сразу же ткнул тебя в самую больную нашу проблему.
– Спасибо, что ткнул, иначе бы я потом укорял себя. Но почему никто из вас, моих старых друзей, не сказал мне об этом раньше?
– Это больная тема для любого из нас. Двое моих внуков закончили свои короткие жизни таким образом. У Рива тоже. Единственный сын Ола тоже имел смертельную мутацию. Никого не минула чаша сия. И разве могли мы выплескивать свою боль на тебя, когда ты так неожиданно вернулся. Разве хотел ты знать, что младший брат Реля и Сола тоже закончил свою жизнь, едва ее начав. Тебя тоже не минула сия чаша.
Последние слова Ога были для меня еще одним ударом, но я постарался не подать виду. И без того настроение у меня было очень даже неважное. Мне представился мой внук, которого я уже никогда не смогу увидеть. А потом тот мальчишка, который рассказал мне все про себя, но так и не попросил помочь, полный своей латянской гордости, хотя наверно каждая клеточка его молила об этом, а я тогда так ничего до конца и не понял.
– У меня из головы все так и не идет тот самый мальчишка из "Эйкана", он ведь мог меня попросить, но не попросил.
– Вик, ты действительно нас не понимаешь. Но я знаю, кто ты и постараюсь тебе это объяснить. Для нас такое в порядке вещей, а для вас чуждо… У нас более слабый, чтобы не потерять своего достоинства, не должен просить у более сильного и мудрого. Тот же сам должен решить, помогать или нет, и не оставаться при этом обязанным. А вот более сильный и мудрый может просить помощи у более слабого, так как тот, оказывая ее, сам становится сильнее и мудрее… Мы все признаем, что Земля многократно сильнее и мудрее нашей планеты, поэтому к тебе всегда будет такое обращение, потому что ты олицетворяешь для нас Землю. Я говорю это, потому что знаю тебя, и вряд ли кто другой это скажет.