В таком составе отряд и работал -- чаще всего разделяясь пополам: один из пары ведёт беседу с информатором, другой снимает видео или фотографирует. Обычно Леся работала с Санжи, а Маша -- с Петей, причём Машу как музыковеда в первую очередь интересовали исполнители песен (и танцев), поэтому она вместе с Петей брала на себя песенниц и запевал хоровода (впрочем, снимать хоровод приходили все), а Леся и Санжи записывали в первую очередь описания обрядов, мифологические рассказы, предания, сказки и прочие виды повествований.
Для танцев вышли на солнечную полянку за зданием почты, покрытую нежной светло-зелёной травкой. Якутам было принципиально танцевать осуохай на траве, это тунгусы с удовольствием плясали и на песке, и на гальке... Танцевали все, кто оказался поблизости, - и Вася, и директор Элеонора, и несколько старшеклассников, вышедших передохнуть от запаха извёстки, и даже русский водитель Паша, который привёз группу из Верхоянска. Признанным запевалой в посёлке был Егор Петров -- сухой, как палка, старикан в возрасте глубоко за восемьдесят. Когда он стоял спокойно, подбоченясь и пристально глядя куда-то в горизонт, он напоминал старого индейского вождя из кино с Гойко Митичем. Но стоило собраться хотя бы нескольким желающим танцевать, как Егор терял свою монументальность, и выяснялось, что он вполне ещё бодр и способен вести хоровод два-три часа подряд, как это обычно делают на празднике лета.
Сначала все чинно вставали кругом, брали друг друга под локоть и начинали неторопливо двигаться по ходу солнца скрещенным шагом, равномерно взмахивая сцепленными руками. Запевала сначала очень медленно начинал петь, выделяя чётким ритмом каждую строку, -- в песне с довольно устойчивым содержанием говорилось, что наступает лето, солнце смотрит на землю, а на земле всё, что на ней есть, радуется теплу и просит у неба богатства и безопасности на весь год. Постепенно ускоряя темп, запевала перечислял всех обитателей земли, какие только приходили в голову, - людей, лошадей, коров, орлов, стерхов, белок, ласточек, лисиц, сосны, богородскую траву, лютики, морошку... На каждой второй строке, взмахивая руками, весь хоровод дружно подпевал: "Уруй!" (Слава!). Всё убыстряя и песню, и пляску, запевала начинал в конце концов высоко подскакивать, двигаясь по кругу, за ним начинали прыгать и все другие танцующие, при этом песня не должна была прерываться ни на шаг. Постепенно быстрая, однообразная пляска становилась просто экстатической, слова в песне сводились к возгласам "Уруй -- айхал!" (Слава -- счастье!), и только когда хоровод уставал, запевала понемногу замедлял пляску, переходя снова на торжественный шаг и завершая песню длинными нотами. С последним словом запевалы хоровод распадался и танцоры, тяжело дыша, садились на траву. Странно было видеть, как люди в традиционных костюмах, только что плясавшие в очень архаическом обряде, снова возвращаются в свою эпоху, переключаются с танцевального ритма, всё ещё звучащего в ушах, на привычные заботы... Старики сразу вспоминают, что у них больные спины и ноги, молодые спохватываются, что осталось много несделанных дел, и вневременное ощущение пропадает. И отвернувшись от горного пейзажа, на фоне которого происходила пляска, члены отряда почти с удивлением натыкались взглядом на строения посёлка, блестящую тушу "ДЭСки" и спутниковую антенну на крыше отделения связи.
По рассказам, раньше на праздниках лета (ысыахах) такие хороводы танцевали на огромных полянах целыми сутками, не различая дня и ночи, и каждый хоровод плясал по несколько часов. Смысл действа прозрачен: круг, движущийся по ходу солнца и славящий его, -- это магический обряд призывания удачи и богатства, прерывать его нельзя и каждый находящийся на празднике должен плясать хотя бы в одном хороводе.
На сам ысыах в Батагае экспедиция, к великому сожалению местных жителей, остаться не могла: праздник был намечен на десятое июля, отряд в это время должен быть уже в Намском наслеге. На батагайский ысыах приезжали и немногочисленные жители Эсэ-Хайя, и даже верхоянцы. Маша искренне огорчалась, что не увидит именно этого праздника, и спешила заснять и записать на диктофон хотя бы один только осуохай... Егору Петрову Петя твёрдо пообещал, что пришлёт кассету с видеозаписью танца, на что запевала, словно сто лет был знаком с отрядом, спросил:
- А сам-то приедешь? А когда?
Умом было понятно, что вероятность снова попасть в эти места приближается к нулю, но Петя не стал этого говорить. Во-первых, долгая экспедиционная жизнь приучила не зарекаться, во-вторых, организовать ещё одну поездку сюда было бы, в самом деле, полезно. Сейчас у отряда слишком мало времени на полноценную работу, а вот если приехать зимой, когда жители не так заняты...
На следующий лень после осуохая отряд выехал в Эсэ-Хайя. Ехали туда только ради Епросиньи Кузьмовны Николаевой -- больше исполнителей в посёлке не было. Да и вообще людей там было немного -- меньше трёхсот человек. Петя остался приводить в порядок свежие записи -- в Батагае не было времени хотя бы нормально записать в дневник, когда кого записывали; Вася остался помогать ему -- Епросинья хорошо говорила по-русски, переводчик там был не нужен, а Пете, наоборот, нужно было просматривать записи и разбирать каждую реплику.
Леся, Маша и Санжи оказались у Епросиньи Николаевой втроём. Соседи говорили, что она, несмотря на возраст, помнит много рассказов "про чудное" и с удовольствием ими поделится. В том, что семидесятилетняя доярка прекрасно всё помнит, сомневаться не приходилось -- женщина она была бодрая, подвижная, хотя без суетливости. Подтвердила, что слышала много историй про мохнатых чучуна (что-то вроде снежных людей), про шаманов, которые воевали друг с другом с помощью своих духов, про людей, которые родились от женщины и медведя, про тех, кто умер оттого, что не оказал шаману должного почтения... Но на просьбу рассказать что-нибудь Епросинья (все здешние жители предпочитали, чтобы их называли без отчества) твёрдо упёрлась: