Во дворце Венша остановилась у первого же зеркала. Поблизости ни души. Зажгла тусклый шарик-светляк, откинула вуаль, и…
Стоит только захотеть, чтобы облик сменился. Каким-то неведомым образом она об этом уже знала. И это не чары личины: когда ты под чарами, все равно ощущаешь себя такой, как на самом деле, хоть и видишь фальшивое отражение.
Сейчас на нее глядела из зеркала долговязая девушка, скорее загорелая, чем смуглая. Глаза цвета ржавчины, пушистые рыжеватые ресницы. Волосы тоже цвета ржавчины, заплетены в две косички, свисающие чуть ниже плеч.
– Кто ты? – прошептала Венша. – И почему ты – это я?..
Ответа не было. Но было смутное чувство, что где-то в глубине души она знает ответ.
К Тейзургу не пошла – тот или спит, или не один. Отправилась к рыжему Хантре. Заодно можно будет выяснить, затаил он на нее обиду или нет, ведь это она рассказала князю о том, что он спровадил неизвестно куда двух парней из шайки Кештарена.
Уж она повеселилась, слушая их разговор из-за оплетенной вьюном шпалеры. Вначале говорил за двоих один Тейзург, а Хантре сидел на подоконнике подобно изваянию, обернув хвост вокруг лап, и взирал на него непроницаемо-янтарным кошачьим взглядом. Лишь когда господин попытался сгрести его за шкирку, он встрепенулся и молниеносно ударил лапой, так что тот отдернул руку.
– Боги сонхийские, демоны Хиалы, это же немыслимо даже для самых извращенных фантазий… Наместник верховного правителя, второе лицо в государстве, префект полиции устраивает побег преступникам, замыслившим свержение законной власти! Честно говоря, когда я решился на этот эксперимент, я предполагал, что ты выкинешь что-нибудь экстраординарное – но не до такой же степени! – в его голосе появились надрывные нотки. – Хантре, я ожидал от тебя какой-нибудь забавной эскапады против бюрократизации Городского совета, а ты… У меня слов нет… Я в шоке, я охренел! Ты больше не наместник и не префект полиции, ты разжалован. Сам-то понимаешь, чего ты заслуживаешь?
Кот смотрел на оратора презрительно, как умеют смотреть только кошки.
– Или ты этого и добивался?.. Ты сделал это для того, чтобы я тебя разжаловал, чтобы избежать присутствия на официальных мероприятиях в качестве второго лица Ляраны? Сознайся, для этого? Ты ведь выбрал самых незначительных членов организации и позаботился о том, чтобы Кештарен ничего не заподозрил… Если это был ход в игре со мной, такое я могу понять и простить. Это так, Хантре? Я разгадал твой замысел?
Выдержав паузу, Тейзург сам себе ответил:
– Увы, это не так. Ты поддался непростительному душевному порыву и захотел спасти тех, кто с твоей точки зрения невиновен. Хантре, это ничего, что они повязаны кровью? Туда ведь без вступительного экзамена не берут. Мне интересно, как тебе с твоей хваленой совестью удалось договориться?
Венша за лиственной ширмой чуть слышно хихикнула: толковать кошкам о совести – все равно, что черпать воду ситом.
Впрочем, на подоконнике под мраморной аркой сидел уже не кот, а человек.
– Они оба раскаиваются в том, что сделали, и хотят искупить вину. Я дал им такую возможность.
– Раскаиваются!.. – фыркнул Тейзург. – Я тебе тоже в чем угодно раскаюсь, предлагай любую тему.
– Это не то прагматичное раскаяние, которое демонстрируют преступники на суде. Я же видящий. Им действительно хреново с того, что они купились на агитацию Кештарена, который в конечном итоге метит на твое место, и пришли совсем не туда, куда собирались.
– А собирались куда? – сощурился князь Ляраны, взяв со столика на изогнутой ножке бокал с густым рубиновым вином.
– Бороться за социальную справедливость. Для них это не разменная монета, как для Кештарена, а настоящая цель.
– Умопомрачительно… – процедил Тейзург с театральной тоской в голосе. – И ты, на тот момент префект полиции, сплавил их от меня подальше? Ты знаешь о том, мой милый, что это должностное преступление? Гм, все-таки ты их выдворил из страны, это смягчающее обстоятельство… Кстати, куда ты их сплавил?
– Не дождешься.
– Социальная справедливость, о которой они мечтают, по определению невозможна. Хочешь сказать, ты этого не понимаешь? Всегда найдутся те, кто сумеет адаптировать самую распрекрасную с твоей точки зрения социальную систему под свои интересы.
– Даже в адаптированном виде в одном обществе больше справедливости, в другом меньше. Когда человек по десять-двенадцать часов в сутки работает за гроши, которых в обрез хватает на еду и самое необходимое, это свинство и со стороны нанимателя, и со стороны государства, регулирующего трудовые отношения.