Смерти я не боялась. За столько тысячелетий рабства я уже привыкла заглядывать ей в глаза. Да, она всегда отступала в последний момент, но это не помешало мне узнать ее лучше. И все-таки какой-то нудный внутренний голосок никак не желал умолкнуть, то и дело напоминая мне, как несправедлив этот мир, если уходить приходится именно сейчас.
Вот только станет ли лучше, если я решу отступить? Не разочаруюсь ли я в мире, если останусь и продолжу идти чужими тропами? Не знаю. Но я очень не хочу терять то, что приобрела, даже если это всего лишь иллюзии.
Уйти сейчас — это трусость? Или принятие своего пути? Да и есть ли пути у Судий? У меня теперь есть, но я всего лишь исключение. Вымоленная у Паучихи судьба не может быть длинной и счастливой по определению. Ждать милосердия от мстительной темной служки — величайшая в мире глупость, а я, смею надеяться, чуть умнее большинства.
Что ж, вот и ответ на все вопросы. Кривой? Неверный? Может быть, но какой есть. Судиям нет места в Паутине миров. Не зря же мы только наследуем пути, а не идем своими. Даже само наше существование можно поставить под вопрос. И что мы тогда? Ошибка. Глупая ошибка богов, решивших хоть на кого-то скинуть ответственность. Впрочем, могу их понять. Когда зов сводит с ума, как-то не хочется терять время и думать, кого поставить во главе осточертевших миров — кто угодно сгодится, а уж если эти "кто угодно" еще и так исполнительны, то на небольшие недостатки глаза можно и закрыть.
Мы — ошибка. Это тяжело признавать, но от истины вечно прятаться не получится. Ни одному из нас нет места в Паутине миров. Одно наше существование приводит миры к Суду — в этом я уже убедилась на собственной шкуре. Что бы я ни делала, как бы ни старалась выиграть время, мои поступки приводили к противоположному результату.
Я ненавижу свою жизнь, но — видят боги — я знаю, как ее завершить с максимальной выгодой для всех. И мне не нужна ничья благодарность, мне хватит и того, что меня запомнят. Пусть в их памяти я останусь убийцей и злом, нарушившим равновесие, сломавшим грани бытия и перестроившим их по новой. Мне без разницы кем меня будут считать они, для меня гораздо важнее то, что я поступаю правильно. И плевать на чужие мнения.
Интересно, поймет ли меня Нар? Сумеет ли выделить главное? Или как и прочие будет видеть только то, что лежит на поверхности? Не знаю. Но надеюсь, что поймет. Должна же хоть в чьем-то сердце жить настоящая я! Хэл не простит. Остальные просто не примут во внимание то, что другого выхода не было. Судии…
Это отдельный разговор. Вероятнее всего они проклянут мое имя и вычеркнут его из списков. Для них я перестану существовать, вернее они сделают вид, что меня и не было никогда.
Да, у меня только одна надежда на понимание и она связана именно с рыжим эльфенком. Вот только даже он вряд ли одобрит мои действия. Не важно. На это и не претендую. Верные решения очень редко устраивают всех.
Ладно, пора заканчивать. До Суда осталось чуть больше пяти часов, и это время надо использовать с умом.
Хэл нашелся удивительно быстро. И стоило мне увидеть его невинно-смущенную улыбку, как все прочие мысли вылетели из головы. Им невозможно не восхищаться. Не представляю, как в одном существе так могли переплестись совершенно разные черты: ярость в нем соседствует с нежностью, а страстность — с невинностью. Говорят, что боги не умеют взрослеть, что они только играют в жизнь, подражая своим созданиям. И я уже почти верю в это. Их нетерпение, порывистость, скорость на расправу, жестокость — все это можно списать на гибкость мышления, свойственную детям. Им все интересно, они изучают мир, зачастую просто не думая, что у объекта их изучения есть чувства.
Свет, за что же мы их осудили? Только за то, что посчитали их безумными? Но если ты не понимаешь чью-то логику — это еще не значит, что ее нет.
— Привет. А я искал тебя.
Я невольно улыбнулась, почувствовав в его тоне что-то похожее на неуверенный вопрос. Вот-вот я сама не совсем понимаю, что ударило мне в голову вчера, но жалеть о чем бы то ни было я не собираюсь. Я достаточно взрослая девочка, что бы принимать решения самостоятельно и не раскаиваться в их поспешности.
Тем более когда они были верны.
— Извини, но мне было не до тебя, — чуть виновато, давая понять, что не он был причиной моего внезапного исчезновения.
— Правда? — легкое удивление, чуть приправленное насмешкой. Из Хэла ушла вся неуверенность, на смену ей пришло что-то более… зрелое, — И чем занималась моя леди?
Когда надо Хэл умеет управлять своим голосом на уровне мастера Песни. И сейчас был один из таких случаев.
— Думала. И поняла, что мне совсем не нравится все происходящее. Такое чувство будто все давно решено и мы только без толку трепещемся, как бабочки посаженные на уголку.
Я не сказала правды, но и ложью мои слова не были. Мне действительно так казалось, причем очень давно. Этот мир был неправильным изначально. Западня? Очень может быть, но я и приблизительно не могу представить силу существа, способного просчитать действия Судии с такой точностью.
— Мне это все тоже не нравится, — улыбка Хэла побледнела. Неужели он что-то знает? Нет, вряд ли. Просто не любит, когда его жизнью пытаются управлять. В этом Кукловод всегда отличался от прочих — он мог спокойно выдерживать и равнодушие и ненависть, но стоило кому-то посягнуть на его свободу, как уравновешенный бог превращался в беспощадное чудовище. Мне еще повезло, что после выветривания приворота, меня просто прогнали — для Хэла это было верхом доброты. — Но нет ничего, с чем бы мы не справились, — это было не обещанием — клятвой. Такое даже богу не сойдет с рук, а Хэлос уже давно перестал им быть. Зачем так разбрасываться словами? Мне же это не нужно, но тьма в его взгляде казалась мне такой преданной, такой бесконечно мягкой, любящей…
Сердце болезненно сжалось. Такой нежности я от него не ждала. Ну не ассоциировался он у меня с этим. Да и не воспринимала я его признания никогда всерьез. Я привыкла считать, что Хэлу просто интересна Судия — все же он очень долгое время был Знанием, а это так просто не проходит. Ошиблась? Неужели он действительно привязался ко мне? Но мне же никогда не сравниться с Вишей — она равна ему по силе и происхождению, а всего лишь слуга.
— Хэл, обними меня, пожалуйста, — тихо попросила я.
Он притянул меня к себе в ту же секунду. Я прижалась к нему, чувствуя, как земля уходит из-под ног, и спрятала лицо в мягкой ткани рубашки. Внутри словно все сдавило раскаленными клещами, хотелось расплакаться, все рассказать ему, объяснить…
Но я сильнее, чем кажусь. Стоило мне оказаться в кольце его рук, услышать его голос, мягкий, успокаивающий, полный сопереживания и любви, как страх и тревога отступили в самый дальний уголок моего сознания.
Зато проснулась рассудительность. Стоять посреди улицы, почти в центре города, и обниматься с наследником Пресветлого Владыки, да еще и женатым, — явно перебор. Даже если я и считаюсь его наставницей. Тем более если считаюсь его наставницей.
Но мне так не хотелось терять это ощущение покоя и близости…
Пусть думают, что хотят! Мне нужен этот павший и мне безразлично, кому мое поведение может причинить боль. Видят боги, мне сейчас тоже больно!
— Пойдем ко мне, — тихо попросила я, и столько истинной мольбы прозвучало в моем голосе, что я сама удивилась.
Хэл растеряно посмотрел на меня, но потом, словно что-то прочтя в моем взгляде, нежно скользнул по моим губам своими, скорее только обозначая поцелуй, чем целуя всерьез. Но я ответила. И пусть это глупо, пусть опрометчиво — в бездну разум и тактичность! Мне безразлично мнение этих остроухих господ и на их этикет мне плевать. Я просто хочу быть рядом с этим невыносимым богом, который однажды зачем-то позволил себя осудить.