Водилась где-то в Фарлионе, как еще говорили, так называемая, большая выверна, отличающаяся от обычной размерами и, как ни странно, довольно спокойным нравом. Впрочем, чего бы ей дергаться, имея пасть, как у бегемота, и необъяснимое умение наводить морок, за которым этакую дуру даже с трех шагов не различишь? Увидеть ее крайне сложно – лишь по легкому дрожанию воздуха в месте невидимой защиты. Почуять и вовсе никак – запаха Тварь не имела. Одолеть ее в одиночку – просто невозможно, потому что подкарауливала она свои жертвы с поистине дьявольской предусмотрительностью, а уж двигалась так стремительно и бесшумно, что человек понимал свою незавидную участь лишь тогда, когда мощные щупальца уже отрывали ему голову.
А еще, если, конечно, люди не врут, где-то в глубине Невирона можно встретить и гигантскую выверну. Вот уж у нее пасть сравнима с жерлом проснувшегося вулкана. Однако никаких иных отличий (по слухам же) от своей большой «родственницы» она вроде как не имела. Хотя достоверно о том никто ничего не знал, потому что выжить после встречи с такой зверушкой еще никто не сумел. А знать про нее знали только благодаря оставляемым ею следам.
Самым оптимальным для меня вариантом была бы как раз тикса или медянник. Ну, может, еще стокка давала неплохие шансы. Или же зеленая фанра. Стокка – потому, что обитала в глубоких норах и не переносила даже лунного света, тогда как гадила много и убирать за собой не любила. Поэтому легко отыскивалась и выманивалась из норы простой приманкой – куском свежего мяса, бросаемого у входа в логово. Справиться с ней было относительно просто – достаточно лишь разрубить гибкое змеиное тело пополам, но до того момента, как стокка выберется наружу полностью. А фанра, как и всякая ящерица, обожала прятаться под камнями, где-нибудь неподалеку от реки или небольшого озера. Питалась больше рыбой, иногда – сбежавшими от хозяев псами и очень редко – людьми. Была сравнительно безобидна, не ядовита, только закована в зеленый костяной панцирь с ног до головы. Убить можно точным ударом под хвост. В иных случаях эта прыткая зараза всегда успевала скрыться, а то еще и плюнуть в обидчика, отчего у того часа на два пропадало зрение.
Минус был в том, что рядом с фанрой любила селиться всякая мелочь вроде пушистых ириков или юрких прыгунов. И как только невезучий рейзер оказывался беспомощным, набрасывались на него всем скопом, впиваясь острыми зубами в незащищенные участки кожи, буквально разрывая его на части и тут же торопливо заглатывая еще живые куски. Охотились они, что совсем погано, большими стаями, а уйти от них слепому бедолаге уже не светило. И даже если он каким-то чудом убегал и добирался до дома, то к тому времени от его спины оставались лишь обглоданные позвонки, после чего даже с кровью эаров выжить ему становилось крайней проблематично.
Конечно, на самом деле Тварей было огромное множество. Так много, что многие из них даже не классифицировались. У рейзеров была какая-то учетная книга, куда, со слов, заносились сведения об основных видах бестий, но в действительности их было так много, да еще каждый лет пять-десять появлялись новые, что особого учета нигде, кроме Фарлиона, уже даже не велось. Так, говорили, на кого примерно похожа, и все. Больше никакой тебе информации. А уж правда это, неправда… то узнаешь только когда встретишься с Тварью лицом к лицу. И еще не факт, что вместо указанного в объявлении медянника тебе не доведется наткнуться на самую настоящую выверну. Или вместо безобидной фанры не столкнешься с каким-нибудь подрастающим кахгаром.
Кстати, кахгары действительно были Тварями редкими и крайне опасными: в негласном рейзерском табеле о рангах они числились в первой десятке наиопаснейших и наисильнейших. Помимо них, из смертельно опасных упоминались рирзы – здоровенная помесь гигантской змеи и мутанта-осьминога с одной основной головой и несколькими второстепенными, плюющихся ядом и извивающихся, как живые отростки у медузы Горгоны. И еще хартары – крупные, почти на полметра выше кахгаров, Твари с очень длинными лапами и почти отсутствующей головой, вместо которой на короткой шее сидела почти такая же пасть, как у выверны: вечно раззявленная, истекающая ядовитой слизью и всегда голодная. Только, в отличие от выверны, хартары были подвижны, невероятно быстры и практически неуязвимы. Даже для серебра. Поэтому по праву считались неуничтожимыми и наиболее смертоносными.
Очень мило, правда?
Обо всех этих подробностях мне по ходу дела методично докладывали Тени (еще пока я занималась), а теперь еще и Лин успевал вставить свое веское слово, время от время вспоминая особо смачные детали насчет пищевых пристрастий этих чудовищ, пока я пыталась держать невозмутимое лицо и честно не позеленеть от отвращения.
Но, к счастью, долгих лекций мне удалось избежать. И избежать самым прозаическим образом, потому что на исходе дня мы, наконец, выбрались на некое подобие дороги, которой обрадовались, как дети, и даже увидели первые признаки человеческого присутствия. В виде кучи старого мусора и поломанного тележного колеса, которое едва ли годилось даже растопку. А уже к следующему полудню, неплохо выспавшись за ночь и плотно перекусив остатками даров леса, выехали на едва зародившийся Тракт, где почти сразу на глаза демону попался старый обшарпанный дорожный столбик, на котором лениво трепетал полуистертый, потрепанный, крайне непрезентабельный кусок пергамента, а на нем черным по белому было написано:
«Требуется рейзер. В Горечи. Работа. Оплата. Договор».
Свесившись с конской спины, я подцепила ногтем не первой свежести объявку, с удовлетворением вчиталась и легонько хлопнула Лина по крупу.
– Отлично, друг мой. Вот и наш первый заказ.
Глава 4
Горечи мне откровенно не понравились – маленькая, унылая деревушка с десятком обшарпанных, наполовину вросших в землю домов, серыми стенами, дырявыми заборами и десятком надрывающихся у околицы голодных псов, при виде тощих боков которых мне немедленно захотелось повернуть обратно. Уж коли собак еще не прогнали деревенские, значит, животины местные, свои. А если тут свои живут в таком жалком состоянии, то что же тогда творится со всем остальным?
Людей по дороге почти не встретила – только одну хромую бабу с пустым ведром, почти бегом бегущую от покосившегося колодца, да вдрызг пьяного мужичка, который мирно посапывал под таким же покосившимся (наверное, своим собственным) забором. Женщина, как удалось разглядеть, была молодая, но закутанная, по обычаю, с ног до головы в местный вариант паранджи, из-под которой виднелась лишь небольшая часть лица и почему-то расширенные, откровенно испуганные глаза. Взгляд затравленный, дикий, а движения ее были такими рваными, что мне стало как-то не по себе. Тем более что при виде нас с Лином она резко остановилась и, бросив ведро прямо на дороге, исчезла в одном из домов.
Испугалась, что ли? Нас?! Выходит, Лин стал таким страшным? Или это у меня с внешним видом не очень?
Спустя пару минут из того же дома вышел еще один мужичок – мелкий, лысоватый, тощий, как глиста, с куцей козлиной бородкой и воровато бегающими глазками, взгляд которых, как только останавливался на тебе, невольно вызывал желание проверить, на месте ли кошелек. Одет просто, если не сказать – бедно, в протертые на коленках штаны явно не первой молодости и такую же застиранную рубаху, первоначальный цвет которой я не смогла определить даже примерно. Рубаха длинная, серовато-бежевато-бурая, надета навыпуск, прикрывая ноги примерно до середины бедер, а поверх нее туго затянут плетеный ремешок, создающий впечатление, что мужика очень долго не кормили, из-за чего плоское брюхо вообще прилипло к позвоночнику.
В общем, не фонтан деревенька. Прямо скажем, не фонтан: такой вопиющей нищеты в богатом, по слухам, Валлионе я встретить никак не ожидала.
Староста… а «козлиный» мужичонка оказался именно им… не понравился мне еще больше, чем разваливающаяся, явно доживающая последние дни деревня. Ни замызганным видом, ни откровенно убитым домом, ни заискивающе-пришибленным взглядом, в котором, едва я отвернулась, промелькнула какая-то недобрая радость.
– День добрый, господин охотник, – расплылся в фальшивой улыбке мужичок. – А мы вас ждали. Так ждали, так ждали…