— Послушай, — миссис Миллер встала с пуфика, — послушай… я дам тебе вкусной булки с вареньем, а ты будь умницей и сразу после этого беги домой, хорошо? Сейчас уже наверняка за полночь.
— На улице снег валит, — укоризненно заметила Мириам. — Холодно, темно.
— Вот и нечего было сюда приходить, — едва сдерживаясь, выговорила миссис Миллер. — Никто не виноват, что сегодня такая погода. Если хочешь, чтобы я тебя накормила, пообещай, что уйдешь.
Мириам провела косичкой по щеке. Глаза смотрели задумчиво, будто такое предложение нужно было взвесить. Она повернулась к птичьей клетке и сказала:
— Хорошо. Обещаю.
Какого же она возраста? Лет десяти? Одиннадцати? На кухне миссис Миллер откупорила банку земляничного варенья и отрезала четыре ломтика булки. Потом налила стакан молока и помедлила, зажигая сигарету. И зачем ее сюда принесло? Рука, державшая спичку, дрожала, и миссис Миллер, задумавшись, обожгла пальцы. Канарейка запела, причем так, как пела только по утрам и больше никогда.
— Мириам! — выкрикнула миссис Миллер. — Мириам, кому сказано: оставь канарейку в покое!
Ответа не последовало. Миссис Миллер окликнула девочку еще раз, но услышала только птичье пение. Сделав затяжку, она поняла, что зажгла сигарету не с того конца и… нет, в самом деле, так нельзя.
В гостиной она поставила поднос с едой на журнальный столик. Ночное покрывало — она первым делом проверила — оказалось не сдвинуто. И тем не менее канарейка распевала. Миссис Миллер сделалось не по себе. В комнате никого не было. Она бросилась через арочный проем в спальню, на пороге у нее перехватило дыхание.
— Что ты себе позволяешь? — возмутилась она.
Мириам подняла голову, в глазах у нее промелькнуло нечто новое. Она стояла у секретера, перед выдвинутым ящичком с драгоценностями. С минуту девочка изучала миссис Миллер, стараясь поймать ее взгляд, а потом улыбнулась.
— Тут нет ничего стоящего, — объявила она. — Но вот это мне приглянулось. — У нее на ладони лежала брошь-камея. — Очаровательная безделушка.
— А ну-ка… лучше будет, если ты вернешь ее на место, — проговорила миссис Миллер, внезапно ощутив какую-то незащищенность.
Она прислонилась к дверному косяку; голова сделалась невыносимо тяжелой; от этой тяжести замедлилось сердцебиение. Свет замигал, словно из-за неисправной проводки.
— Прошу тебя, девочка… это подарок моего мужа…
— Красивая вещица, я такую хочу, — сказала Мириам. — Отдайте ее мне.
Стоя в дверях и пытаясь придумать какую-нибудь отговорку, чтобы спасти брошь, миссис Миллер осознала, что защиты ждать неоткуда; она была одинока, хотя это обстоятельство давно не приходило ей на ум. Сейчас оно ошеломило ее своей весомостью. А вдобавок здесь, прямо у нее в спальне, среди притихшего под снегом города появились такие доказательства этого факта, от которых невозможно даже отмахнуться, а уж тем более — это стало предельно ясно — отделаться.
Мириам с жадностью набросилась на съестное, умяла булку с вареньем, и детские пальчики забегали по тарелке паучьими движениями, собирая крошки. На лифе белого платья поблескивала камея — светлый профиль, как обманный портрет новой владелицы.
— Вкуснота, — вздохнула она, — сейчас бы еще миндальное пирожное или глазированную вишенку — было бы просто идеально. Десерты — такое объедение, вы не находите?
Пристроившись на краю пуфа, миссис Миллер курила. Сеточка для волос съехала набок, лицо облепили выбившиеся пряди. Глаза тупо уставились в никуда; щеки пошли красными пятнами, похожими на вечные отметины от жестоких пощечин.
— Так что же: на десерт ничего нет… Пирожное?
Миссис Миллер стряхнула пепел на ковер. Она свесила голову, пытаясь сосредоточить взгляд.
— Ты обещала уйти, если я накормлю тебя булкой с вареньем, — напомнила она.
— Силы небесные, это правда?
— Ты дала слово. Я устала и плохо себя чувствую.
— Не дуйтесь, — фыркнула Мириам. — Это шутка.
Подхватив пальто, она перебросила его через руку и перед зеркалом приладила на голове беретик. А потом, склонившись едва ли не вплотную к миссис Миллер, прошептала:
— Поцелуй меня на прощание.
— Прошу тебя… только не это, — взмолилась миссис Миллер.
Мириам подняла одну бровь и дернула плечом.
— Как угодно, — процедила она, устремилась к журнальному столику, схватила вазу с искусственными розами, перенесла ее туда, где кончался ковер, и швырнула об пол. Осколки брызнули во все стороны, а детская ступня раздавила букет.