Когда к нам бросилась одна из женщин, я даже испугалась, до того истошно и одновременно радостно она закричала, заключая Саэля в крепкие объятия. Но этим дело не окончилось. Один за другим горожане, бросавшие свои заботы, подбегали к нам, чуть ли не плача от счастья. Меньше чем за минуту вокруг собралась вся улица. Саэля костерили на чем свет стоит, обнимали, отвешивали подзатыльники и оплеухи. Но мальчишка лишь стоял, улыбаясь всем им, и извинялся, почти не переставая. Так мы выяснили, что наш друг родился в самом дружном и теплом городе на земле.
Рион потихоньку отвел нас с Ковылем в сторону. Не хватало еще, что бы нас придали такой же экзекуции за спасение мальчишки, который, так же, как и все окружившие его люди, незаметно, чтобы не потерять мальчишеского задора, стряхивал с ресниц капли, оставшиеся от давно ушедшего на запад дождя.
Народ постепенно схлынул. Вокруг Саэля остались лишь маленькая горстка смеющихся и что-то наперебой кричащих детей. Все они были младше мальчишки, но шуму производили как десять наших новых друзей. В какой-то момент все они, смеясь, вскрикнули, подпрыгнули и кинулись в рассыпную, боясь не успеть донести счастливую весть о вернувшемся до каждого жителя городка.
Пока мы добрались до дома Саэля, кажется, успели познакомиться и поприветствовать всех обитателей Малой Вешеры. А между тем нужно было понять, что так легко и просто встреча родителей и ребенка, не ночевавшего под родной крышей несколько дней, пройти не может. И все же мы вспомнили об этом слишком поздно. Тогда уже, когда хрупкая светловолосая женщина, до того вся в слезах разговаривавшая у ворот дома с тем самым стражником, что мы видели у ворот, не заметила нас, бросившись обнимать Саэля. Она плакала, не переставая, и все умоляла сына больше не исчезать. А тот и не мог ничего более сделать, как едва слышно шептать ей слово "прости". Раз за разом. Вскоре из-за ворот появился высокий статный мужчина в очках и мятом, местами изорванном костюме. Кое-где к ткани прицепились яркие назойливые колючки. Он был растерян и зол одновременно. Радость и боль отразились на его лице, а в следующее мгновение он в сердцах влепил мальчишке сильную затрещину, и, ни секунды не колеблясь, обнял и жену и сына, прижав их к себе. Так они и стояли втроем, не зная плакать или смеяться от счастья, не слыша тихих извинений Саэля и шепчущих голосов всего остального мира.
- Так он нашелся! - услышала я мягкий тембр за своей спиной и обернулась, встретившись взглядом с необычно пустыми серо-зелеными глазами. Молодой человек улыбнулся одними губами, кивнув мне, и закинул на спину охотничий мешок, упавший с плеча. - Видимо, это вас можно поблагодарить за возвращение Саэля домой, так? Мы прочесали все окрестности, но так и не смогли отыскать его. Спасибо вам.
Тон его голоса был успокаивающим, подобно журчанию первого весеннего ручья, пробившегося сквозь лед. Это располагало, подсознательно и неосознанно заставляло верить. Но где-то на дне сознания создавалось ощущение, будто сердце сильно и властно сдавливает питон, заковывающий теплый, бьющийся в страхе, орган в кольца своего мощного тела. Я все не могла разорвать этот контакт взглядов, когда между нами встал Рион, лишив силы все окружившие меня цепи.
- Не стоит. Мы просто проводили потерявшегося ребенка к дому. Это было совсем не сложно.
- И все же примите нашу благодарность. Даже если не именно мою, так того мужчины, что сейчас стоит рядом с Саэлем. Это его отец. Он лично объехал весь восточный край леса и только с дороги. Надеюсь, вы понимаете, что от его благодарности так просто не отказаться. Да и следует ли? Вы ее заслужили!
Я, наконец, смогла выйти из-за спины Риона, все еще стараясь не смотреть прямо в глаза этому мужчине лет двадцати семи. Он был высокий, обаятельный и темноволосый. Даже через широкую рубашку были видные его сильные руки и проступающие мышцы. Но от чего-то он мне сильно не правился, хотя я так и не смогла объяснить самой себе причину этого беспокойства и недоверия.
- А вы, простите...? - решила я узнать имя нашего незнакомого собеседника, но так и не договорила, снова попав во власть светлых глаз. На этот раз в его взгляде было что-то еще. Не то чарующее, околдовывающее всех и вся спокойствие, а нечто совсем иное. Четкость. Предельная, будто звериная ясность. Он смотрел хищно и... небрежно. Словно я была некой помехой или добычей, загнанной в угол.