Капитан не обращал «на животное в рубке» никакого внимания. Сосредоточенно, блок за блоком, он запускал программу обратного маршрута. Проверочная система возвращала маршрут с ошибками – требовалось ввести поправочные коэффициенты. Данных у Павла не было. Болел висок, ныл – тоненько, тягуче. Капитан ощущал эту боль краем сознания, когда выныривал из очередного справочника. И тут же забывал о ней. Нельзя отвлекаться. Не сейчас. Если взять коэффициенты из расчёта Мишки… Сюда же они как-то пришли! Сработают эти же данные на обратный маршрут?
Просто так сидеть Ник не мог. Он протестировал на ошибочное срабатывание сигнальные системы, потом слазил в трюм и проверил крепление груза. Прогнал киберов-уборщиков по всему кораблю. Даже настроил заедающий приёмный лоток на камбузе, на который давно жаловалась Лили. Всё это помогало отвлечься. Чем еще заняться, Ник не знал. Он задумчиво хлебал компот прямо из половника, запуская его в кастрюльку. Если бы Лили застала его за этим занятием, одним белобрысым бортинженером стало бы меньше. Но Лили на камбузе не было. Не ощущая вкуса, Ник глотнул компоту и прислушался к странным ощущениям. Как будто кто-то ухватил за крохотный кусочек мозга, за самый краешек, и тянет, тянет… Что это с ними? У всех голова болит.
Всегда здорового, жизнерадостного и подвижного Ника любой сбой в работе организма приводил в недоумение. Он вообще не понимал, как там может что-то барахлить. Наверное, когда-нибудь потом, в старости… Вот когда он, катаясь на сноуфлае с вершины Макалу, сломал руку, это было понятно – упал под таким углом, что рука сработала как рычаг. Тут и у кибера бы сустав вышибло. Рейс, конечно, отложили, подвёл он ребят, эх… Вспомнилось, как он заорал тогда от боли – на все Гималаи! Фу, до сих пор стыдно. Как ревун в тумане… Ревун. Ревун!
Ник швырнул половник в кастрюлю и выскочил вон. Из кастрюльки плеснуло компотной волной, и по светлой переборке побежали вниз коричневые капли.
– Паша! – Ник ворвался в рубку, чуть не зацепившись за комингс. – Ревун! Если база не пеленгует наши стандартные маяки, то ревун они должны засечь. По этой штуке находят даже в хлам разбитые корабли за десятки парсеков!
Павел с трудом оторвался от бегущих строчек анализатора и оглянулся на Ника через плечо с обидным сожалением, как на старательного, но недалёкого малыша:
– Метеороид зацепил ревун, забыл?
– Но мы могли бы…
Лили издала звук – как каркнула. Она спихнула Хрюна, и тот кубарем покатился с её колен. Павел с Ником разом обернулись.
– Мы ничего не можем! Это бесполезно, вы что, ещё не поняли?! Вы же видели Мишу… Всё, всё – бесполезно!
– Ты чего, Огонёк?! – изумленно пробормотал Ник, глядя, как стремительно меняется девушка. На ее лихорадочно бегающие глаза с расширенными зрачками, на перекошенный в оскале рот. На побелевшие тонкие пальцы, вцепившиеся в подлокотники. Синие тени проступили под скулами и на висках, лицо осунулось и побледнело. – Лили!
Капитан предостерегающе вскинул руку, останавливая Ника.
– Лили, все будет хорошо, мы выберемся, – он осторожно сместился на край кресла. – Подожди немного. Верь мне, Огонёк. Потерпи ещё пару часов. Посмотри на меня, детка!
Лили неприятно засмеялась, и столько ненависти и злости было в её смехе, что Ника передернуло.
– Я только и делаю, что жду! Всё время жду, Паша! Я пять лет таскаюсь за тобой по всей Галактике! Папа не пускал меня в космический флот, мы полгода с ним не разговаривали. Мама хотела, чтобы я стала нейрозоологом… Но нейрозоолог на борту тебе не нужен. Тебе нужен врач! – Лили судорожно стёрла рукавом слёзы, её трясло. Она говорила, будто выплёвывала слова. – А я всегда рядом. Я под рукой! Делаю за тебя отчёты, заказываю форму, приношу кофе в рубку. Я знаю все кулинарные киберпрограммы, а ты вообще замечаешь, что ты ешь? Тебя ничего не интересует кроме груза, маршрутов и фрахта судна! Ты кого-нибудь замечаешь вокруг себя, Паша? Я же не невидимка! И я давно не детка!
Лили хотела еще что-то крикнуть, но только захрипела. Её тело выгнулось дугой и сползло с кресла. Цепляющиеся пальцы соскользнули с подлокотников. Капитан бросился вперёд и успел подставить руки под голову Лили, прежде чем она с размаху ударилась об пол. Ноги и руки девушки беспорядочно елозили по полу. Тело ещё несколько раз свело судорогой, и Лили затихла, обмякнув у Павла на руках. Капитан быстро приложил пальцы к её шейной артерии.
– Жива, – задыхаясь, ответил он на немой вопрос бортинженера. – Обморок. Ник, давай в капсулу. Чёрт! Что с нами происходит?!
***
Они постояли немного в медблоке рядом с капсулами, рассматривая Мишку и Лили, плавающих в желтоватой плотной жидкости. Лицо девушки расслабилось, ушёл ведьминский оскал, разгладились мучительно сведённые брови. Её волосы струились волнистыми прядями и ореолом окружали голову, как яркое рыжее пламя. Будто в капсуле горел огонь. Павел провел пальцами по прозрачной поверхности мягким ласкающим движением, оставляя на ней быстро тающие линии.
– У Мишки фобия с детства, он боится змей. На каждой медкомиссии ему предлагали эту фобию убрать, а он, дурак, отказывался. Шутил, что вероятность встретить змей в космосе статистически ничтожно мала. И что эта смешная слабость делает его более человечным, – Павел посмотрел на Ника поверх капсулы. Покивал в ответ на его изумление. – Да, он никому не говорил. А про Лили? Ты знал?
– Догадывался, – Ник неловко повёл плечом. – Ну, понимаешь, это же видно…
– Я… не смотрел.
Они помолчали.
– Ты хочешь сказать, это не случайно? Вот это – у Мишки? И Лили… – Ник задохнулся от внезапной догадки.
– Что-то лазает у нас в мозгах, – Павел потер виски. – Вытаскивает сокровенное из самых глубин, понимаешь? Наши страхи. Обиды. Переживания. Оно меняет нас…
– Лили не нашла вируса! – перебил Ник, но капитан угрюмо продолжил:
– А ещё – оно экранирует связь. Ты знаешь вирус, который способен проделать такое? Вот именно. Возможно, это воздействие извне. Только сканирование доступного пространства ничего не дало, я проверил. Мы не знаем, что это. Боюсь, времени у нас мало, оно возьмётся и за нас с тобой.
Павел посмотрел на Ника в упор:
– Я почти закончил расчёт маршрута, но не уверен в коэффициентах. Ещё бы пару часов на проверку! Не хотелось бы ошибиться – мы можем оказаться внутри какого-нибудь объекта или нас размажет в пыль. Но при такой интенсивности воздействия, думаю, придется рискнуть.
– Подожди! – Ник лихорадочно соображал. – Пока ты проверяешь расчёты, я же ничем помочь здесь не могу, так? Давай, я выйду и починю ревун. Просто попробуем. Вдруг его сигнал пробьёт экран? Ты бы тогда скорректировал маршрут по пеленгу базы!
Павел мотнул головой:
– Нет! По регламенту выходить должны двое. Мы корабль не оставим. Не оставим ребят одних. Тебя одного я не выпущу.
– Я справлюсь, – Ник заглянул в капитанские глаза. – У нас есть запасной ревун. Я даже возиться не буду, поставлю новый и всё. Пока эта дрянь до меня не добралась, и я не начал брызгать слюной и бросаться тебе на горло. Забудем на минутку регламент…
– Иди к чёрту! Даже не думай, – Павел ухватил Ника за рубашку и подтянул к себе. – Я сказал – нет!
– Сам иди к чёрту! – Ник побледнел, уперся и перехватил запястье капитана. – У нас есть шанс пробить экран и мало времени. Дай мне использовать этот шанс, Паша. Мы должны попытаться! Слышишь, капитан?!
Некоторое время они сопели и топтались над капсулой Лили, меряя друг друга взглядами. Павел сдался:
– Хорошо. Выходишь, меняешь и сразу назад, понял? Я серьёзно. Никакой самодеятельности!
– Ни боже мой, – Ник осторожно высвободил рубашку из пальцев капитана. – Там дел на пять минут.
***
Про пять минут – это он погорячился. Ревун оказался здоровой неповоротливой штукой. Разбитый ревун решительно отказывался вылезать из покорёженной рамы, а запасной ни за что не хотел попадать на штыри. Ник сто раз проклял свою самонадеянность. Что мешало ему, идиоту, взять с собой хотя бы грузового кибера? Когда Ник установил последний крепёж, руки у него противно дрожали, и мокрый он был, как мышь.