Он обернулся, на меня глянули полные счастья «велосипедные» глаза:
– Я сказал маме, что ты, Тим, наш папа!
Всего два часа потребовалось новоявленной «супруге», чтобы мы смогли более-менее объясняться. А через неделю я уже был в городе дулей своим… э… «дулем».
В каждом доме нас с барашком встречали как героев. Оказалось, что это у них экзамен такой – отправить ребенка неизвестно куда, чтобы он принес «мысль». Хороши взрослые, нечего сказать. Вместо «мысли» малыш привел папу, чему все были несказанно рады.
Дули – сплошь женщины, возможно, иные, чем на Земле, но все же они знали, что такое «он». Только их «мужчины» неразумны. Они – всего лишь сгусток белой субстанции, вырабатывающийся у овечек раз в три земных года и затем дающий начало новой жизни. Получается, что овечки рожают дважды – сначала «мужа», потом ребенка. Но субстанция чрезвычайно капризная, поэтому детей у дулей мало.
«Мысль» для них – главное. Я бы назвал цивилизацию дулей, прежде всего, духовной. Размышления и созерцание – основа жизни, а наука и техника – лишь необходимое ремесло. Жилища просты, вещи непритязательны, большую часть времени овечки проводят в коллективной медитации, приходя в эйфорию от неожиданной интересной идеи.
Хозяева часто зависали, принимая гостей – меня и Дуля, поскольку мы приносили много «новых мыслей», и овечки с наслаждением часами обмусоливали каждое наше слово. В результате мы оказывались предоставленными сами себе, и тогда малыш показывал город.
Рисовать дули не умели, но оценить творчество – это они могли. С благоговением мой блокнот осторожно передавался из лап в лапы, дули приглушали голос, разглядывая наброски на малюсеньких листочках, чем напоминали мне друзей с крейсера. Карандаши вызвали такой трепет и восторг, что постепенно я их раздарил, оставив себе лишь простой.
Каждому из дулей я задавал вопросы: как попал к ним с планеты песка и белых кубиков? Как туда вернуться? Понял лишь одно – в их мире никаких кубиков нет. Много позже до меня дошло, что земное слово ни о чем барашкам не говорило, и то, что я называл «кубиками», имело для дулей другой – глубинный смысл.
Как-то мы с малышом забрели в район города на самой окраине, в котором я еще не был.
Здесь возвышались гигантские сооружения, напоминающие наши теплицы, накрытые прозрачными стеклянными куполами, только пустые, совершенно пустые. И вдруг в одной из них я заметил знакомые белоснежные кубики!
Обогнав Дуля, я ворвался в «теплицу». Точно, это они – стоят на песке. Правда, один словно бы недоделали, наверху «сахар» еще не спрессовали, а просто насыпали кучами.
– Что это? – спросил я барашка.
Он молчал. Он словно не смел приблизиться к изваяниям, топтался у самого входа в «теплицу», но порожек не переступал. Огромные глаза повлажнели.
– Тим… – наконец шепотом сказал Дуль, – рано еще… прощаться…
– Прощаться? Я не собираюсь с тобой прощаться. – О чем это он? Может быть, кубики опасны?
– Не с тобой. С ними…
– С кем – с ними? Что это?
– Это дуль и дуль.
– Погоди, малыш, ничего не понимаю, вот этот белый брикет – дуль?
– Да… души дулей…
Мама моя! Так это гроб? Но почему – такой? А там, где крейсер, там – кладбище?
Мысли хаотично наползали одна на другую, был бы я местной овечкой, вмиг бы их рассортировал, а так… Я присел возле незаконченного монумента, прислонился, задумался. Казалось, вот-вот – и все тайны невероятной планеты откроются.
– Ти-и-и-им… нельзя… Тим, нельзя… прощаться… нельзя… – барашек маячил у входа, вытягивал шею, пел еще что-то жалобно и тонко. Тише и тише…
Глаза закрылись сами собой, и Дуль говорил уже в моем сне, полном светящихся радужных линий, кругов и треугольников. Странные слова он произносил, что-то вроде «Тим! Тим! Ты жив! Тим! Все сюда! Здесь Тим!», и голос барашка был удивительно похож на голос Марты…
Потом я сидел в кают-компании – свежевымытый, завернутый в большое полотенце, накормленный до отвала – и рассказывал, рассказывал, рассказывал… Удивлялся временами, какое вокруг все маленькое и компактное.
В экспедицию к Дулям меня решили не брать.
– Они тебя оценили, – сказал Сергей, – пусть нас теперь оценят. И так придется пережидать их медитации, а время дорого. Ты лучше скажи, что дулям будет интересно в качестве подарков?
– Мандариновый компот, бумага и карандаши, – не сомневаясь, ответил я.
Группа вернулась через неделю тихая и задумчивая.
На сей раз совещание было не всеобщим. Ян Туча, Марта, Герман, я и, конечно, капитан закрылись в рубке.
– Тим, загадка с кладбищем теперь понятна, – говорил Ян, – параллелепипеды действительно являются переработанным телом умершего дуля, причем такого состава, что наши ученые за него жизни отдадут.
– А дули позволят? – робко спросил я.
– Вряд ли, они считают, что создают вместилище для души, мало того, утверждают, что могут общаться с нею, – Марта вздохнула.
– Общество, не имеющее врагов, – никаких, – добавил Герман, – а теперь вот мы нарисовались.
– Земляне ведь тоже не имеют внешних врагов, – начал старпом Ян, а капитан закончил: – И создавали врагов на протяжении всей истории в рамках своего же общества.
Ян Туча пожал плечами:
– Слава богу, войны в далеком прошлом, но вот боюсь, – он встряхнул рыжей шевелюрой, – наш патернализм уничтожит дулей почище оружия.
Точно! Я приуныл. Значит, овечки обречены? Человечество замучает дулей отеческим отношением, воспитанием, навяжет свою мораль, нравственность, законы. Овечки ведь будут впитывать каждое слово! Хотел бы я оказаться на месте дулей? О, нет! Я-то давно уже вышел из-под родительской опеки. Елы-палы! А я как себя вел с ними?! Разве не так? Неужели подсознательно во мне тоже заложено желание быть «великим наставником»? Нет! Просто же встреченный дуль оказался действительно малышом и… Я окончательно запутался.
Сергей покачал головой:
– Нет, не верю. Если им что-то не понравится, дули попросту перенесут себя в другой мир.
– В другой мир?! – я раскрыл рот.
– Ах, да, – улыбнулся Волков, – ты же еще не знаешь. Дули умеют создавать новые миры. Но они им не нужны. Разве что кладбище. Мы бы с ними встретились рано или поздно. Ритуал прощания прост. Дули садятся вокруг кубика, то есть души, и все вместе думают, а потом – вжик – и уже в другом мире. Как? А черт их знает, как. Потом снова прощаются уже здесь, снова думают и переносятся к себе.
– И все же нужно создать глобальную группу, отстаивающую права дулей, – сказал Герман, – на всякий случай. Вот только что теперь с Тимофеем делать, не знаю, – он почесал затылок.
– А что со мной делать? – вскинулся я. – Все же нормально, я с ними подружился и…
Ребята смущенно переглянулись. Капитан вздохнул.
– Попал ты по-крупному, Тимоха, – Серега сказал так, словно мы были наедине. – Понимаешь, дело в том, что «папа» у них – это вовсе не то, что ты думаешь. Марта лучше объяснит.
– Что тут объяснять? – Марта вдруг погладила меня по голове и улыбнулась: – Самый близкий аналог – это слово «бог». Знаешь, и хорошо, что их папа – ты.
Несколько дней на Земле шумел праздник. Незнакомые люди подходили друг к другу на улицах и обнимались со словами «Мы не одиноки!». Потом начались экспедиции, и, пожалуй, это овечки воспитывали людей, а не мы их. Один раз приняв «мысль», понимая ее множественность, дули придерживались фундаментальных основ, пошатнуть эти основы, как и использовать для науки кубики, не было никакой возможности.
Недавно мне пришло письмо. Его доставил капитан Сергей Волков, вернувшийся из очередного путешествия. Из конверта выпал листок.
На рисунке держатся за руки-лапы: огромный дуль, маленький человечек, дуль поменьше. Фигурки подписаны: «Мама, папа и я – Дуль!»
Я сидел и улыбался как идиот. Какой же смышленый у меня ребенок. Прямо божественный дар!
