Сергеич хмурился и молчал: сегодняшний полёт дался ему тяжело. Давление подскочило, заставив дежурного медика в предполётной вколоть ампулу стабилизатора. Как бы в его-то возрасте нормально. Но Сергеич – жизнерадостный здоровяк без единого седого волоса в темно-русой шевелюре, гроза астероидов и фотонных аномалий, воспринимал это болезненно, как бестактное напоминание о предстоящем списании.
Этот полет Сатурн-Флида для них обоих – крайний, как говорят в Космофлоте, избегая фаталистического «последний». «Немизиду» на реконструкцию, их с Сергеичем – на заслуженный отдых. Павел Игнатьевич мечтательно прищурился: Машка рада будет. Надо ей с Флиды алмазный песок притащить, что ли, пусть побалуется детёныш. Капитан ухмыльнулся в усы, ослабил воротник на кителе.
– Три минуты до транзакции, – сообщил Сергеич, выстраивая сигнатуры.
– Навигационная погода в точке выхода?
– По прогнозу, – Сергеич неохотно поднял навигационную карту4, удалил вехи, не влияющие на безопасность маршрута. Почесал переносицу: – Точно, чисто всё.
Павел Игнатьевич облегчённо выдохнул и направил грузовик в чёрное горлышко перехода. Появился знакомый шум в ушах, увеличилось давление на грудную клетку. Экипаж замер в тягостном ожидании, пока не сработает полевая защита, и станет легче дышать.
– Ты там как, Игнатьич? – бортинженер обеспокоенно покосился на капитана. – Бледный какой-то.
Тот отмахнулся и уставился в транзакционный коридор: на мутной поверхности экрана мелькнул серебром выход.
– Приготовиться, точка сборки две минуты три секунды, код шестнадцать, – подтвердил бортинженер, перебрасывая капитану данные сигнатур.
Немезида вынырнула из перехода, мягко сработав маневровыми, выправила курс на точку следующей транзакции и неторопливо направилась к ней.
Сергеич покряхтел и встал с места:
– До следующего окна час сорок. Пойду, чаёк заварю… Рита твоя передала через Гамбуза.
Гамбуз Василь Иванович – начальник службы снабжения. Мужик, в общем, не плохой, но до безобразия правильный. Вот и посылку от супруги капитана проверял по инструкции, а передавая с рук на руки, недовольно поджимал тонкие губы: не положено на борт проносить груз, не утвержденный для переброски.
– Вы ж не лампочки на Флиду везёте, а пиротрил, – мрачно посетовал он на легкомыслие экипажа.
Пиротрил – опасное взрывчатое вещество с бешеной скоростью детонации и мощностью – Немезида должна была доставить для техников Флиды: ребята строили экогород под поверхностью агрессивной и капризной Футанги, ближайшей к станции экзопланеты.
Сергеич появился в рубке с двумя конглициниевыми фляжками, из узких горлышек которых тянулся терпкий аромат:
– Ритка у тебя – золотая женщина, – усмехнулся он, протягивая капитану напиток, – если б знал, ни за что не упустил бы тогда, в Академии.
– Поздно причитать, – хохотнул Павел, – раньше надо было думать.
– Раньше, – отозвался Сергеич, тяжело опустился в свое кресло.
Оба замолчали, обжигаясь вязкой жидкостью и думая каждый о своём, но, как ни странно, связанным с одной и той же женщиной, ставшей много лет назад одному из них женой, а другому – вечным напоминанием о не случившемся счастье. Сергеич так и не женился. С Павлом они остались лучшими друзьями, он часто бывал у них в доме. С пацанами и младшей дочерью, Машкой, модель Немезиды мастерил. На Риту, даже спустя столько лет, смотрел с восхищением.
– Да-а, – протянул он, забывшись.
Павел Игнатьевич промолчал.
Фикус качнул темно-зеленым листом.
– Тринадцать минут до транзакции, – очнулся Сергеич, завернул крышку и удобнее устроился за консолью. Капитан шумно зевнул, передёрнул плечами, стряхивая мечтательность.
– Что на выходе?
Бортинженер шмыгнул носом:
– Чисто. Заряжайся позитивом, транзакция длинная, расстояние между окнами всего ничего, на корректировку курса больше трёх минут тебе не дам.
– Как будто могло быть иначе, – проворчал Павел Игнатьевич, подключаясь к управлению. Тонкие линии аппаратного СТП выстроились на мониторах в ряд, подсказывая курсовые ориентиры.
– Сигнатуры загружены, код транзакции четырнадцать. Режим входа штатный, – сообщил бортинженер.
Фикус дрогнул всеми листьями.
– Ты бы убрал растение с консоли, – без надежды в голосе попросил Павел.
Сергеич покосился на него и протянул руку к белесому горшку.
Монитор перед его глазами мигнул, выбросив в центр новое сообщение: смена кодировок транзакции. Искин Немезиды услужливо предупредил:
– Смена сигнатур. Кодировка транзакции – восемнадцать. Коэффициент смещения один.
– Этого ещё только не хватало, – бортинженер нахмурился и склонился над консолью. – До входа в транзакцию четыре минуты. Паш, успеваем?
Капитан ловко подхватил неповоротливое судно, направил к черному окну открывшегося перехода. Медленно, очень медленно грузовик ложился на измененный курс. С дифферентом на правый бок Немезида вошла в переход.
– Черт знает что такое, – ворчал Павел, выравнивая корабль.
Мощный удар по корпусу отразился карминно-алым на мониторах.
– Сергеич, в чём дело?
– Кодировка транзакции двадцать пять, – холодно проинформировал Искин, опережая бортинженера.
– Ну как так – двадцать пять-то?! Ну как так!
Капитан чувствовал, как теряет контроль над кораблем. Тяжелый, неповоротливый почтовик с запозданием отзывался на его команды. Все хуже маневрировал внутри перехода.
– Сергеич, теряем скорость, что с кодировкой?
Грузовик протяжно вздохнул, дернулся в сторону, зацепил фотонными накопителями «купол» транзакционного коридора.
– Вехи смещены на девять, корректировка восемьдесят два процента, угол дифферента шестьдесят три градуса… Ошибка навигации 27М, Игнатьич. Разорви скварр этих операторов с «Сириуса».
Бортинженер витиевато ругнулся.
Немезида тяжело продиралась сквозь переход.
– Перегрузка. Опасный крен на правый борт, – сообщил искин.
Павел покраснел от напряжения. Крохотные, словно японский бисер, капельки пота выступили на лбу и висках, собираясь и стекая тонкими кривыми ручейками за воротник кителя. Руки вспотели. Искин настойчиво предупреждал об опасности:
– Опасный крен на правый борт. Вероятность изменения координат точки выхода восемьдесят три процента.
Сергеич покосился на ретранслятор, поморщился:
– Семь минут до выхода из транзакции, Паш. Точка сборки три минуты.
– Зараза. Выровняться бы. Крутит, как сосиску в кипятке, – капитан вглядывался в черноту в поисках выхода. Немезида устремилась вперед в надежде на спасение. – Вернусь на «Сатурн», подам рапорт, пусть разбираются с этими охламонами из диспетчерской.
Утробный гул системы оповещения резко сменился ревом сирены. Немезида дёрнулась вперёд и завалилась на правый борт.
Капитан и бортинженер видели, как на схеме корабля срабатывают, захлопываясь одна за другой, защитные перегородки, ограждая небольшой экипаж от беды.
– Разгерметизация грузовых отсеков два, три, четыре, пятнадцать, – металлический голос звучал как приговор.
Экраны в одно мгновение окрасились красным.
Судно содрогнулось от взрыва. Волна вдавила барабанные перепонки, смяла лёгкие, грудные клетки затрещали от перегрузки.
– Зараза, – Сергеич рванул аварийную консоль на себя. – Генератор в труху. Пожар в пятом секторе.
Капитан молчал: перед глазами мелькнуло, наконец, окно выхода из транзакции. С чудовищным креном, практически брюхом вперед, разрывая плотные «стенки» коридора, Немезида прорвала тонкую фотонную плёнку на выходе и вырвалась в открытый космос, а в следующее мгновение корабль погрузился в темноту.
***
Первым очнулся Сергеич.
Захлебываясь рвотой, он лишь догадывался по миганию экранов о вое сирены, о том, что искин без устали сообщает перечень повреждений.
4
Поднятие карты – навигационный термин, обозначающий увеличение ее масштаба с целью выявления возможных навигационных опасностей, удобных лоций и фарватеров.