Выбрать главу

– … в третьем отсеке, – сквозь ватную глухоту контузии донеслось до бортинженера. – Разгерметизация в зонах два, шесть, двенадцать, пятнадцать, двадцать четыре. Пожар в отсеках пять, три, восемь, одиннадцать…

Он не слушал: бросив взгляд на грузовой отсек, заметил сразу пурпурно-красные отметки у развороченных взрывом шлюзов: сдетонировал пиротрил.

– Что ж за день такой невезучий сегодня, – пробормотал он, высвобождаясь из защитного поля. – Пашка!

Капитан не отвечал: голова запрокинулась, руки беспомощно свисали с подлокотников. Бортинженер автоматически потянулся к карману с пневмошприцем.

– Паш, щас. Потерпи, только дотянусь до этой чертовой заразы, – тихо ругался Сергеич, с трудом сгибая руки в локтях и разжимая пальцы.

Кое-как встав, он перевалился всем весом на кресло капитана, вколол в плечо стабилизатор, потрепал старого товарища по небритой щеке и тяжело плюхнулся обратно в свое кресло – сверять отчет о повреждениях с данными сканирования.

Павел Игнатьевич вяло пошевелился.

– Капитан, докладываю обстановку, – прокричал Сергеич (из-за контузии он все еще неважно слышал). – Предположительно по причине инерции при совершении маневра выравнивания корабля вызвавшего срыв креплений контейнеров с пиротрилом, взрывчатое вещество активировалось и взорвалось. Повреждены семь секторов и пять отделений грузового отсека и шесть из восьми верхнего. Отказ импульсных двигателей и обоих генераторов. Пожар с третьего по седьмой блоки реакторного отсека. Предлагаю раскрыть одномоментно шлюзы. Правда, для обратной закачки кислорода потребуются генераторы, а они у нас тю-тю, придётся воспользоваться скафандрами. Но нам же это не впервой, да, Паш? Ты как, Паш? – он оглянулся на товарища: тот бестолково тряс лобастой головой, бил себя по щекам.

– Борь, – прохрипел он, – как пиротрил мог сдетонировать? Вакуумные контейнеры, стандартные крепления, всё ж рассчитано на перегрузку. Ты же груз принимал, крепления проверял?

Бортинженер посмотрел исподлобья, хмыкнул, вставая:

– Я. Все по инструкции, – он прищурился. – У нас разгерметизация нижнего яруса. Всего грузового отсека, считай, нет. Хвостовая часть разворочена так, что мама не горюй… Паш, нам лететь не на чем. А ты интересуешься, с чего это пиротрил бабахнул.

Он мрачно посмотрел на капитана. В серых глазах мелькнула догадка:

– Думаешь, я недосмотрел? Ты еще скажи, что это я специально подстроил?

Павел Игнатьевич неловко заерзал в кресле, отвел взгляд. Сергеич буравил его насквозь, сплюнул под ноги:

– Ясно, – протянул мрачно. – Думаешь, из-за Ритки… Сорок лет ждал. И вот, дождался… Отомстил вроде как.

– Ну, просто странно это всё. Видимо, флуктуация какая-то.

Сергеич фыркнул, вытер рукавом кровавую дорожку под носом:

– Настолько странно, что друг, которому верил больше, чем себе, записал тебя в подлецы и предатели. Определенно, «флуктуация» какая-то.

Павел Игнатьевич нахмурился, сдернул верхнее крепление на воротнике кителя.

– Прости, Борь. Не знаю, что на меня нашло, – вяло извинился.

Бортинженер оглянулся, молча вышел из рубки. Через прозрачную мембрану была видна его ссутуленная фигура, мелькавшая в полумраке аварийного освещения.

Павел умыл ладонями лицо, сбрасывая наваждение, стыдясь возникших подозрений, шевелящихся в сердце долгие годы, выдавливаемых из сознания, из памяти.

«Черт возьми», – он покосился на монитор состояния Немезиды. Мигнул огонек внутренней связи. Отозвался голосом Сергеича:

– Автоматика сработала. Проход к спасательным шлюпкам заблокирован, капитан, – голос подчеркнуто официальный. Строго по протоколу. – Рассматриваю вариант через технический коридор. По готовности сообщу. Конец связи.

И отключился, оставив Павла в красновато-бурой тишине.

Капитан выбрался из кресла. Тяжело передвигая ноги, добрался до регистратора, выгрузил на портативный накопитель данные мониторинга и бортовой журнал.

– Три минуты перед аварией, – скомандовал.

Три минуты – время детонации пиротрила. Если что-то и произошло, то в этом крохотном отрезке времени. На дисплее появились зеленые столбики показателей. Сравнив с базовыми, чертыхнулся еще раз: датчики целостности груза показывали смещение опасного груза. Срыв креплений, деформация контейнера и последовавшая за ним детонация.

Тысяча нелепых случайностей.

Пожар подбирался к шестому сектору. Там аварийно-спасательный борт. Система пожаротушения, поврежденная взрывом, не справлялась.

– Сергеич, – капитан попробовал вызвать бортинженера по внутренней связи, не сработало. Активировал экстренную на своем коммуникаторе-креонике: – Борь, дуй сюда. Открываем шлюзы с третьего по шестой сектор. Надо спасать шлюпки. Не то нам с тобой выбираться отсюда будет не на чем.

Бортинженер коротко бросил: «Есть дуть сюда, щас буду».

Он появился через полторы минуты: рабочий комбинезон в саже, на руке – черная обугленная рана. Хмуро глянув на капитана, бортинженер сел за рабочую консоль.

– Гермопереборки жилого сектора не повреждены. Активирую защиту экипажа, – отчетливо комментировал он бортовому журналу.

– Борь, прости, – тихий голос за спиной, тяжелая рука легла на плечо. Сергеич покосился на тонкие пальцы. – Не знаю, что на меня нашло. Страшно признаться. Все эти сорок лет жутко ревную тебя к Ритке.

– Это мне тогда впору спросить – не специально ли ты это все подстроил? И коряво Немезиду через коридор провел, специально, небось, чтобы жахнуть мне по тыкве, – сварливо пробормотал бортинженер. И добавил примирительно: – Отелло недоделанный.

Капитан ухмыльнулся, похлопал по плечу.

Только тогда вернулся на своё место.

– По команде командира корабля открываю шлюзы, – пробормотал бортинженер.

Павел Игнатьевич подхватил:

– Говорит капитан борта 14-280-Немезида Коротков Павел. С целью ликвидации пожара на пути эвакуации экипажа открываем шлюзы в секторах три, четыре, пять и шесть. Экипажу надеть индивидуальные средства защиты, – оба почти одновременно нацепили на лица прозрачные маски. – Готовность номер пять, четыре, три, два, один. Пуск.

Вспыхнули экраны оповещения о разгерметизации и тут же погасли. В одно мгновение космос высосал кислород из легких Немезиды. Смертельный поцелуй, холодный, как сама преисподняя.

Сергеич сверился с датчиками прежде, чем задраить шлюзы:

– Пожар ликвидирован. Только мы теперь как котята – слепы и беспомощны.

– Зато живы.

– Живы. Пока реактор не рванул. Давай выбираться.

***

Покореженный корпус Немезиды плыл вдалеке, постепенно превращаясь в неясную груду металла в обзорных экранах.

Два человека и одноместная шлюпка с единственным комплектом спасательного оборудования – все дальше от используемых навигационных маршрутов. Капитан сидел за пультом управления, Сергеич – на полу.

Бортинженер протянул Павлу протеиновый батончик – один из немногих, припасенных в бардачке аппарата. Молча вскрыли упаковку, вцепились зубами в приторно-сладкую массу. Фикус печально покачивал глянцевыми листьями.

Игнатьич развернул на планшете карту сектора. Отметил красным точку:

– Мы должны были выйти тут. Мерцающая транзакция выбросила нас здесь, – поставил крестик чуть в стороне.

Сергеич покосился на корявый рисунок:

– В этом секторе даже патрулирование раз в полгода. Глушь.

Отвернулся.

Капитан прищурился:

– Если не запускать импульсный двигатель, энергии нам суток на трое хватит.

– Через трое суток мы будем так далеко от маршрутов, что нам уже будет всё равно, – мрачно отозвался Сергеич.

Капитан задумчиво уставился в экран обзорки, проговорил тихо:

– Предлагаешь включить двигатели и рвануть к точке выхода из транзакции, к стандартным маршрутам? Через пять часов отрубится система воздухоочистки. Ещё через пять – аварийное освещение. Последней – аварийная подача кислорода…