– А что он сам скажет? – запальчиво крикнули из задних рядов.
– А ведь и верно, – загомонили передние. – Что скажешь, Студент?
Егору не понравилась кличка, но тратить время на пустяки казалось неразумным.
– Тех двоих действительно перенёс стаук, – согласился он, – который действительно со мной. Но я не собираюсь вам помогать в противоправной деятельности. На это не рассчитывайте!
Судя по всему, разбойники «рассчитывали» на разное и по-разному: одни потянулись к биноклям, пытаясь разглядеть среди камней ковыляющего пришельца. Другие горячо зашептались с Лёхой и Митяем. И только Чепига рассмеялся.
– Шутишь? – спросил он. – Это за кристальную честность тебя ищет батальон пограничников? Стаука ты вынес в обход застав исключительно на законных основаниях. Да?
Егор тяжело вздохнул и промолчал.
– Как видишь, «противоправность» – категория относительная, – хитро прищурился Чепига. – Хорош пасовать, мужики. Барахло спрячем. На предмет «изъятия и захоронения». А когда всё уляжется, втёмную вернёмся за товаром. Вместе со Студентом попытаемся прорваться в город. Если получится, продолжим обсуждение в общаге. Нет – сделаем вид, что вели парня в комендатуру, и сорвём премию. Что скажете?
В ответ ехидно спросили:
– А если прорвёмся в город, но кто-то не удержит язык за зубами?
– А мы договоримся, что результаты сотрудничества с Егором в первый год будут делиться поровну, независимо от того, кто из присутствующих будет с ним работать. Идёт?
– Ну, ты загнул!
– Неплохо.
– Цену моего слова знаете! – напирал Чепига. – Если Студент согласится помочь в экспедициях, о которых мы говорили: клады и затонувшие корабли, золотые рудники и алмазные копи в заброшенных и труднодоступных районах, то умнее заплатить по сотне окладов коменданту и каждому бойцу, что сейчас в оцеплении, чем согласиться на «синицу». Как думаете?
Егор уважительно покачал головой. Чепиге следовало отдать должное: он далеко смотрел и хорошо соображал.
– Как мы вырвемся из оцепления? – прервал восторженный гул трезвый голос.
– Если Студент может доставить людей сюда, к нам, то что мешает ему убрать оцепление, стоящее у нас на пути?
Воцарилось молчание. Никто не крутил головой, не сопел, не сморкался. Несколько мгновений казалось, что они вообще перестали дышать.
«Причастность к чуду, – подумал Егор. – Они поняли, что у них на глазах вот-вот свершится магия. Что волшебство произойдёт не где-то и с кем-то, а с ними! Здесь и сейчас!»
– Вопрос не в нас, – продолжил Чепига. – Что Егору кажется более интересным: работать подопытной крысой под наблюдением «белых халатов» или творить историю самому, своими руками. А? Что скажешь, Студент?
Почувствовав на себе взгляды, Егор на мгновение смутился. Ответ был очевиден! Чепига так поставил вопрос, что альтернативы не было.
– Нет, – сказал Егор. – Я не крыса. Это точно.
***
Пришельцы рассыпались в прах повсеместно и одновременно.
Это никого не огорчило.
Год, прошедший после начала вторжения, сегодня принято называть началом новой эры. Человечество больше не чувствовало себя в изоляции. Канули в прошлое розовые денёчки, когда люди, убеждённые в своей защищённости на собственной планете, могли транжирить ресурсы на умерщвление себе подобных. Все сразу осознали ничтожность и уязвимость человека перед космосом.
Всем вдруг стало ясно, что иметь дело со звёздами можно только сообща: безжалостно раздавив внутренние распри и склоки, поставив всякое сомнение в единстве человечества вне закона. Так люди перестали себя ненавидеть. Каждый понимал, что если оттуда, сверху, в темечко клюнет, то рассчитывать можно только на соседа. Того самого, у которого странные привычки, непонятные святые, кто вообще «не такой».
Да. Человечество объединилось перед лицом космической угрозы. Единое федеративное устройство бывших независимых государств теперь фактически, а не номинально управляло планетой: от океанского дна до поверхности Луны.
Оценки вторжения, которое привело к кардинальному социальному скачку, разнились в мелочах, но сходились в главном: польза от щелчка по носу была бесспорной. При условии, конечно, если в итоге все останутся живы.
Оптимисты пели осанну творчеству советских фантастов, ещё в двадцатом веке предсказавших концепцию «жука в муравейнике». Пессимисты ворчали о коде и неизвестных последствиях, которые ожидают людей после гибели последнего пришельца. Компромиссное течение, пытавшееся примирить первых и вторых, воздвигло концепцию «останется только один», также уходящую корнями в двадцатый век.