Фрэнсис пилила ножом кусок жилистой баранины.
– Ну разумеется – нет.
– Все-таки у нее такая родня…
– Мне кажется, миссис Барбер немного одинока. И она очень добрая. Она мне нравится. Да и как-никак мы с ней живем в одном доме. – Все еще продолжая орудовать ножом, Фрэнсис спокойно добавила: – Не вижу причин, почему бы нам с ней не быть друзьями.
Мать с сомнением нахмурилась, но промолчала. Баранина наконец поддалась. Фрэнсис добрую минуту жевала, потом проглотила, а потом заговорила на другую тему – и больше они о Барберах не вспоминали.
В любом случае, возможно, мать была права. Позже вечером, когда Фрэнсис чистила ножи и вилки в кухне, наверху заиграл патефон Барберов – модная танцевальная музыка, легкая и веселая. Какая бы ссора ни произошла между супругами, они уже явно уладили все разногласия. Патефон не смолкал с полчаса, одна мелодия сменялась другой, а последняя грампластинка под конец крутилась все медленнее и медленнее – уже не музыка, а тягучий вой, – поскольку подзавести проигрыватель было некому. Затем наступила тишина, которая почему-то бесила еще сильнее, чем джазовая дребедень. Фрэнсис легла спать, так больше и не увидев миссис Барбер, а на следующее утро, когда они столкнулись на лестничной площадке, обе заметно смутились. Несмотря на вчерашнюю договоренность называть друг друга по имени, они держались неловко и натянуто. Казалось, их дружба закончилась, еще даже толком не начавшись.
После полудня миссис Барбер вышла из дома, с хозяйственной сумкой на плече, и Фрэнсис, объятая смутным беспокойством, стала слоняться по комнатам. В город она сегодня не собиралась – но внезапно, в приступе решимости, переоделась, выскочила на улицу, села на автобус до Оксфорд-стрит и заявилась к Кристине. Кристина поинтересовалась, как они с матерью уживаются с Леном и Лил, и Фрэнсис ответила шутками про перенаселенный дом и очереди на помывку.
Следующим утром, когда мистер Барбер ушел на службу, а мать подстригала лавандовые кусты в заднем саду, Фрэнсис поднялась в свою спальню за мешком с грязным бельем. Выйдя из комнаты с мешком под мышкой, она бросила взгляд через лестничную площадку – и увидела миссис Барбер, которая сидела за столом в своей кухоньке и лущила горох в миску, одновременно читая библиотечную книгу. На ней было платье сливового цвета; волосы убраны под красный шелковый шарф, щекочущие концы которого лежали на шее сзади. Миссис Барбер потрошила стручки, ни на секунду не отрывая глаз от страниц. А поскольку при виде любого человека, поглощенного книгой, Фрэнсис всегда страшно хотелось узнать ее название, она спросила через всю площадку:
– Что вы читаете, Лилиана?
Имя наконец-то прозвучало совершенно естественно. Лилиана повернулась, моргнула и улыбнулась. Она открыла было рот, чтобы ответить, но потом просто подняла книгу, показывая корешок. Разумеется, с такого расстояния Фрэнсис ничего разглядеть не могла. Поэтому она подошла к самой двери кухоньки и тогда увидела вытисненное золотом название: «Анна Каренина».
– О! – воскликнула Фрэнсис, приятно удивленная, и шагнула вперед. Лилиана не сводила с нее глаз.
– Вы читали эту книгу?
– Это одна из моих любимых. Вы сейчас на каком месте?
– Ах, это ужасно. Там только что закончились скачки, и…
– Бедная лошадь.
– Да, бедная лошадь!
– Как ее звали? Имя какое-то несуразное. Мими?
– Фру-Фру.
– Фру-Фру, точно! Для русского уха, наверное, звучит эффектно.
– Читать последнюю сцену на скачках вообще невыносимо. И бедный Вронский… так произносится фамилия?
– По-моему – так. Да, бедный Вронский. Бедная Анна. Бедные все! Даже старый скучный Каренин. Я читала этот роман очень давно. А теперь мне захотелось перечитать, благодаря вам. Можно взглянуть?
Фрэнсис взяла протянутую ей книгу и принялась листать, предусмотрительно заложив пальцем страницу, где читала Лилиана.
– Княгиня Бетси… я уже и забыла, кто такая. Долли, Китти… А где сцена, когда Анна появляется на вокзале? Разве не в самом начале?
– О нет, чуть ли не в двадцатой главе.
– Вы уверены?
– Да. Давайте покажу.
Когда Лилиана забирала у нее книгу, их пальцы на миг соприкоснулись. С минуту она листала страницы, потом протянула книгу обратно. Да, вот она, сцена, которую Фрэнсис хорошо помнила, почти на сотой странице: Вронский отступает в сторону от двери вагона, чтобы пропустить Анну, выходящую на платформу московского вокзала.