Смеясь, словно забавляясь, вошел Чехов в русскую литературу. Он вошел через юмористическую печать того времени. Буржуазия требовала, чтобы ее забавляли. Она засмеялась было, но тут же и перестала: смех Чехова не был забавой.
У торговавшего купеческим смехом издателя Лейкина было намерение сделать из Чехова потешного малого на службе у буржуазии. Он не распознал в Чехове своего врага. Повторилась старая сказка о «гадком утенке». Не утешителя буржуазии, а злого и беспощадного ее изобличителя высидели купеческие «Осколки» Лейкина.
Не к помещикам, купцам и чиновникам вышел молодой, веселый, задорный Чехов, а к своему народу, к людям труда и передовой мысли. Да, он умел заразительно, весело смеяться, но это он, еще не выйдя в «большую» литературу, создал сатирический образ унтера Пришибеева — образ щедринский по разоблачительной силе, художественно-реалистический и вместе с тем политически-символический.
Чехов всю свою жизнь оставался верен сатире. Антон Павлович Чехов не смеялся так звонко и весело, как Антоша Чехонте. Но хорошо знакомая, любимая чеховская улыбка, то дружески-добродушная, то гневно-саркастическая, проходит через все его произведения.
Тяжелая жизнь отложилась морщинками на умном, добром лице Чехова, но он всегда любил смех, и сатирические огоньки загораются во многих его рассказах и пьесах.
Тупого мракобеса Беликова, «человека в футляре», этого Победоносцева в миниатюре, убил веселый, жизнерадостный смех простой, здоровой, умной женщины. Это символический конец символического рассказа, убедительного своей художественной правдивостью и идейной глубиной.
Сатирические образы Чехова не потеряли своей жизненности и в наше время. Мы встречаем унтера Пришибеева в США. Он пытается подчинить жандармскому надзору весь мир. Мы наталкиваемся у нас на «человека в футляре».
Чехов — наш учитель в советской сатире.
Галерея чеховских отрицательных типов велика и разнообразна. Сила чеховского сатирического смеха в том, что за уродствами русской жизни он видел и со всей страстью показывал подлинную жизнь, подлинный русский народ, с любовью изображал хороших, талантливых русских людей и в них видел ту силу, которая приведет к прекрасному будущему. Читатель в рассказах Чехова ощущает великую и горячую любовь писателя к своему народу, непреклонную веру в него, хотя Чехову и не ясны были пути борьбы народа.
Сатиры нет, если нет такой любви к народу и такой веры в народ. Сатира превращается в пасквиль, когда за тщательно выписанными фигурами мерзавцев художник равнодушной рукой малюет безличный, розоватый фон. Читатель не находит в такой, с позволения сказать, сатире ни любви к подлинному, живому народу, ни знания подлинной жизни.
Жизнь будет прекрасна, любил говорить Чехов. Он был в этом убежден, потому что любил жизнь и чувствовал могучие живые силы в родном народе. Чехов жил в годы, когда на политическом горизонте только занималась заря пролетарской, социалистической революции. Но в предрассветных сумерках он различал и находил хороших, умных, талантливых людей, преданных своему народу, и населил ими свои произведения.
И когда он отдельными штрихами набрасывал еще неясные ему, еще застланные дымкой картины будущей прекрасной жизни, ведь он фактически писал о нашем времени, о социалистической культуре, о новом человеке в новой России, но всем новом мире. И поэтому так свежн его книги, такой в них аромат поэзии, поэтому так светел его облик.
Творчество Чехова и его жизнь — эго творчество и жизнь великого гуманиста. Его знают и любят далеко за рубежами нашей страны. Его благородную память чествуют вместе с нами миллионы читателей во всех странах земного шара, где он представляет великую русскую литературу, великий наш народ, великие идеи мира и дружбы народов.
ЧЕТВЕРТЫЙ ВЕК
ДОН-КИХОТА
Сервантес писал не для детей. В полном виде «Дон-Кихот» для детей недоступен, тяжел и скучен. Но в сокращенном издании он любимейший детьми всех наций герой. Мы все начали свое знакомство с Сервантесом еще в детстве. Мы смеялись над ним, над смешными чудачествами, над его поражениями и несчастьями, но в память нашу он навсегда вошел как обаятельный, добрый и благородный человек, как бесстрашный воин.
Позже мы перечитывали «Дон-Кихота», и нам открывались и сатирическая острота и философская глубина произведения. Мы узнавали о литературной, идейной борьбе, которая вот уже триста с лишком лет сопутствует «Дон-Кихоту». Мы научились критически относиться к донкихотству. Но все позднейшие впечатления не могут изгладить тот светлый облик, который возник в нашем воображении еще в детские годы. Он смешон, этот рыцарь Печального образа, он и жалок, он и безумен; он как будто никак не годится в положительные герои, а между тем он бессмертен именно своим покоряющим благородством, душевной чистотой, рыцарством. Да, Сервантес писал сатирический роман, чтобы развенчать рыцарскую литературу своего времени, высмеять феодальные нравы, феодальные типы, а прославил он истинное рыцарство, и первое понятие о рыцарстве у нас возникает в детские годы, воплощенное в образе Дон-Кихота. И не будь Дон-Кихот истинным рыцарем, в самом светлом понимании этого слова, он ненадолго пережил бы своего автора. Вся сила едкой сатиры Сервантеса в том, что за язвительным смехом стоит горькая печаль, что за ветряными мельницами скрываются не фантастические злые великаны, а подлинный, реальный мир феодального насилия, мир жестокости, глупости, мракобесия, и этому миру смешной рыцарь наносит удары своим мечом.
Смешно, что Дон-Кихот поражал баранов, бурдюки с вином, что он носил таз цирюльника вместо шлема, но ведь он поражал бурдюки, видя в них олицетворение злых сил, владеющих обществом, он выступал в защиту слабых, против произвола властителей. Он бесстрашно боролся за справедливость, за красоту, за человечность. Будучи безумным, он сражался за разум. Он был бойцом против общественного строя, при котором неразумие было высшим законом.
Сатира Сервантеса направлена и против буржуазного общества, где царит такая же несправедливость, где жестокая власть богатых подчиняет себе народ, угнетает слабых, держит людей в нищете и темноте. Против угнетающей силы феодальной знати и капиталистической спеси бессильны героические рыцари-одиночки. Сервантес надел на своего героя маску сумасшедшего: как могла бы появиться в ином виде сатира на господствующее общество в век святой инквизиции! Ведь и Гамлет, который не был сумасшедшим, вынужден был прикинуться безумцем, чтобы восстать против преступника на троне.
К Дон-Кихоту относятся, как к умалишенному. Что ж, хозяева старой жизни нередко объявляли сумасшедшими своих противников.
Русское дворянское общество в бессмертной комедии Грибоедова объявляет Чацкого сумасшедшим, чтобы отвести от себя убийственное обвинение в глупости, бездарности, жестокости, так же как Николай I приказал официально объявить сумасшедшим представителя русского освободительного движения, мечтателя Чаадаева. А спустя десятилетия Горький показывает, как объявили сумасшедшим, а затем и довели до сумасшествия Фому Гордеева, купеческого Дон-Кихота.
В истории человечества Дон-Кихот принимает разные обличья. Мы видим, например, его в образе парижского мыслителя начала прошлого века, сочинителя книг о прекрасной будущей жизни, о коллективном устройстве общества… Его зовут Шарль Фурье. Ежедневно в определенный час он ждет того капиталиста, который откликнется на его объявление и даст миллион франков на организацию первого фаланстера. Что сказал бы Дон-Кихот об этом мечтателе? Он не мог бы отказаться от родства с ним. Оба они мечтатели. Над обоими насмехаются филистеры. Обоих называют утопистами, и это в них действительно общая черта. Они одиночки, и это тоже сближает их. Но Дон-Кихот никогда не заслужил бы свое бессмертие, если бы пассивно выжидал помощи и спасения от других. Нет, Дон-Кихот всегда отважно бросался в бой. Он обнажал свой меч, когда хотя бы и в больном своем воображении видел врагов народа, злых волшебников, жестоких тиранов. Дон-Кихот — натура боевая, действенная. Он не только мечтатель, но и воин. А жалок, смешон, бессилен он оттого, что мечта резко расходится с реальной жизнью, оттого, что цель оказывается неверно избранной да и средства никуда не годными.