Прошло несколько месяцев.
Вдруг звонит Саянов.
- Твардовский в Ленинграде. Хочет видеть тебя.
Он назвал час и гостиницу, куда я должен явиться.
Звонок был для меня подобен грому небесному.
За время, прошедшее после знакомства с "Ответом читателям", утекло много воды, многое было передумало, и предстать перед Твардовским в роли, как говорят газетчики, "искателя блох", не хотелось.
Но как не воспользоваться приглашением! Ведь оно может не повториться до конца дней моих.
На всякий случай еще раз перечитал "ответ".
Твардовский писал: "Василий Теркин"... известен читателю в первую очередь армейскому, с 1942 года. Но "Вася Теркин" был известен еще с 1939 - 1940 годов - с периода финской кампании. В то время в газете Ленинградского военного округа "На страже Родины" работала группа писателей и поэтов: Н. Тихонов, В. Саянов, А. Щербаков, С. Вашенцев, И. Солодарь и пишущий эти строки.
Как-то обсуждая совместно с работниками редакции задачи и характер нашей работы в военной газете, мы решили, что нужно завести что-нибудь вроде "уголка юмора" или еженедельного коллективного фельетона, где были бы стихи и картинки".
И несколькими строками ниже: "Стали придумывать имя... Кто-то предложил назвать нашего героя Васей Теркиным..."
Тут как мне показалось, память изменила Александру Трифоновичу. Действительно, были горячие обсуждения, были споры, в том числе и о том, как назвать будущего героя. Но, во-первых, отдел "Прямой наводкой" уже существовал, а во-вторых, имя героя к тому времени тоже уже получило прописку на страницах газеты, хотя и при довольно забавных обстоятельствах.
Работал в редакции "На страже Родины" Жора Кофман. Он был выпускающим, но одновременно шефствовал над сатирическим отделом. Старые ленинградцы, должно быть, помнят его по фельетонам, систематически появлявшимся в "Смене".
В самом начале финской кампании он написал фельетон по поводу выступления тогдашнего финского министра иностранных дел Холсти в Лиге наций. Министр вылил ушат грязи на нашу страну. Поэтому фельетонист тоже позволил себе воспользоваться отнюдь не дипломатическим языком. Фельетон назывался "Сивый мерин в своем репертуаре". Довольно долго он пролежал в "запасе". Но вот приехал новый редактор - полковой комиссар Д. Березин и, обнаружив сочинение Кофмана, тотчас отправил его в номер, поставив вместо фамилии автора - "Вася Теркин". Так 18 декабря 1939 года впервые на страницах газеты появились эти имя и фамилия...
А. Т. Твардовский
Кофман негодовал. Тем более все в редакции подтрунивали над ним - и над тем, что редактор его "перекрестил", и над тем, как остро автор переживал обиду.
Вскоре художники В. Брискин и В. Фомичев создали "портрет" Васи Теркина. 31 декабря в газете была напечатана "Хроника". В ней сообщалось: "Специальный корреспондент нашего отдела "Прямой наводкой" Вася Теркин, пребывающий на передовых позициях, готовит интересный материал, который будет печататься в ближайшее время.
Кстати, помещаем последний портрет Васи Теркина".
5 января 1940 года за подписью Твардовского появился первый фельетон под названием "Вася Теркин".
Иные исследователи творчества Александра Твардовского склонны рассматривать Васю Теркина как ближайшего родственника Василия Теркина. При этом они основываются на текстовых совпадениях. В зачине знаменитой поэмы про бойца и в фельетоне из "На страже Родины" действительно есть совпадения в словах. Но сколь разны они по мысли!
В фельетоне говорилось:
Вася Теркин? Кто такой?
Скажем откровенно:
Человек он сам собой
Необыкновенный.
В поэме читаем:
Теркин - кто же он такой?
Скажем откровенно:
Просто парень сам собой
Он обыкновенный.
В тот день меня меньше всего занимали подобные сравнения. Нужно было идти к Твардовскому, говорить с ним. Однако высказанные в свое время Саянову замечания теперь казались мне ничтожными п у меня буквально не хватало духу на встречу с Твардовским.
Но - назвался груздем - полезай в кузов.
В номере у Твардовского было накурено. Видно, только что у пего было много гостей, и Александр Трифонович !выглядел усталым, под глазами набрякли мешки. Он казался старше своих лет.
- Так это, значит, вы хотите сделать поправки в родословной Васи Теркина? - улыбаясь, пожал руку мне Твардовский.
Я пытался что-то промямлить, по Твардовский, как мне показалось, безошибочно уловил мое состояние и пощадил меня.
- Наши военные газеты отслужили одну свою службу с честью - на войне. Но им предстоит и вторая - сверхсрочная, а может, бессрочная.
Твардовский говорил со мной так, будто знал меня давно и не раз уже возвращался к этой теме.
- Даже сегодня, когда многие из пас видят военные сны, эти подшивки - кладезь богатейший. С годами значение этого богатства будет увеличиваться. Почему бы вам не заняться изучением истории своей газеты, ее литературного наследия?
Вопрос был столь неожиданным, что я только пробормотал о занятости.
- Изучением литературы нужно заниматься профессионально и постоянно...
Твардовский досадливо поморщился от моих слов: видно было, что он хотел сказать то же самое, но без назидательности:
- Подшивка газеты, - объяснял он, - аккумулирует профессиональное умение всех, кто работал в редакции, в том числе и писателей. Конечно, и в военной газете главная обязанность писателя - поставлять литературный материал. Но как сотрудник печатного органа он обязан запиматься всем. Нередко факт, положенный в заметку, потом вырастал в рассказ, в повесть.
Слева направо - А. Прокофьев, Л. Леонов, А. Твардовский в Ленинграде
Твардовский не без иронии говорил о том, что появятся десятки диссертаций, написанных на основе изучения подшивок военных газет периода минувшей войны, но не всякий диссертант удержится от искушения пристегнуть вырезку из газеты только в качестве иллюстрации уже заданной мысли. Для дела же интереснее обратная зависимость: подшивка сама может подсказать много любопытных и важных тем. Такой поиск предпочтительнее...
Я побыл у Александра Трифоновича недолго. Да и Твардовский, очень усталый, не был расположен к беседе.
Но я ушел от него будто одаренный чем-то таким, что остается на всю жизнь.
Через несколько дней Виссарион Михайлович Саянов сказал мне:
- Твардовский тебе кланялся и шутил по поводу того, что ты забыл сказать о цели своего прихода.
Но мне показалось, что Александр Трифонович потому, может быть, и вспомнил меня, уезжая из Ленинграда, что я не стал морочить ему голову пустяками.
Воскресшие строки
Как-то Борис Лихарев заглянул ко мне в Ленинградский академический театр драмы имени Пушкина. На сцене шла "Оптимистическая трагедия", и мы пол-акта простояли в ложе, следя за тем, как большевистский комиссар сколачивал еще один полк революции.
- Всю жизнь я завидовал Всеволоду Вишневскому, - неожиданно признался Лихарев. - Нет, не славе его. И не книгам даже, а вот этому удивительному умепыо опоэтизировать каждый факт революционной борьбы.