В сопровождении группы партизан под командой капитана Фролова мать с Ядзей Урбанович вышли к ближнему селу Рудня-Бобровская. С ними был и мой брат Ростислав. От места стоянки отряда Медведева до Луцка было почти двести километров. Путь был нелегким, он лежал через леса, непроходимые болота, густые кустарники, Шли ночью, днем отдыхали. Путников обычно сопровождал крик совы или вой волков. После того, как переправились через реки Случь и Горынь, остановились в Киверецком лесу. Отдых был непродолжительным. Бойцы Фролова проводили мать и Ядзю до хутора, где их при-няла на ночлег польская семья.
– Ну, теперь и расстанемся,- мягким баском сообщил Фролов, вытирая платочком вспотевший лоб.- Отсюда до города доберетесь без нас.
Лесок, через который пролегала просека, то редел, разбегаясь стволами, то становился гуще. Разведчицы посмотрели в ту сторону, где дорога поворачивала на восток: завтра она приведет туда, где их меньше всего ждут.
– Поцелуемся?-с легким смущением предложил капитан.
Мать поцеловала Фролова в лоб, а Ядзя прикоснулась пухлыми губами к его розовой щеке.
Ростислав подошел к матери, заглянул в ее чуть беспокойные глаза:
– Будьте осторожны, мама. Мы ждем вас…
Сын и мать крепко обнялись.
– Не тужите, бог поможет, вернусь целехонькой.
Мать долго смотрела вслед удалявшейся группе Фролова, с которой уходил и Ростислав.
Как только забрезжил рассвет, партизанки на подводе миновали местечко Киверцы и выехали на шоссейную дорогу. Через час они были в Луцке. По улицам города шныряли немецкие офицеры и солдаты, но Ядзя и мать, как ни странно, были спокойными, шли уверенным шагом. Вскоре показалась улица Кичкаровская. В доме № 2 жила старшая сестра матери – Теофилия Ильинична. С ней проживала дочь Мария и ее муж Григорий Обновленный. В этом доме и решила остановиться мать, а Ядзя – у Прасковьи Баранчук.
Дверь открыла племянница.
Увидев знакомое лицо, воскликнула:
– Тетя Марфа?
– Узнаешь, Мария? – улыбнулась мать, внимательно вглядываясь в молодую хозяйку.
– Как же, узнала! Живы!
– Как видишь…
– Проходите. Каким ветром вас сюда занесло?
– Попутным!
В первый день никто в беседах не касался «нового порядка». Мать поинтересовалась обстоятельствами, заставившими Григория служить в полиции. При этом приговаривала:
– Оно и рискованно, и неприятно, да и не красит Григория…
– Разве по своей воле? – объяснила Мария.- Устроиться на работу не легко было, мы голодали, а тут подвернулось предложение. Как было не пойти! А нынче ему выдали полицейскую форму. Скажу вам от чистого сердца, тетя Марфа, в душе не терпит Гриша ни фашистов, ни украинских националистов, да уйти от них сейчас не может. Того и гляди, шкуру быстро спустят. Почему же, спросят, не нравится тебе наша власть? Противное дело, да вот так и служит. Ну и жить, конечно, надо. Воздухом сыт не будешь.
Такие доводы не убедили мать. Она рассуждала иначе. Многих ведь застигла беда! Натерпелись люди и сейчас страдают, а в полицию служить не пошли и поклонов фашистам не бьют. А тут тебе сразу: «Воздухом сыт не будешь, предложили»… Да знают ли они, как ей, матери семерых детей, вообще того воздуха не хватало, когда ее преследовали жандармы и полицейские после ухода сыновей и мужа в партизаны? Ох, как тяжело было! С хутора на хутор добиралась, на руках ведь малые ребята были. А тут… Нет, есть, видимо, другая причина, что Григорий стал полицейским,- пришла к заключению мать.
Наступила минута отчаяния. Сюда она пришла не на свидание, а дело делать. Как же теперь открыться? Следует ли это делать вообще? Хозяева квартиры могут ее не понять, откажутся ей помочь. Значит, пока придется переждать. Решила действовать осторожно, прежде осмотреться, а там время покажет.
– Жаль, а я сердце свое доверить вам собралась. Да как уж тут, коли полицай в доме…
– Вы не злословьте, Марфа Ильинична, Гриша неплохой человек,- обиделась Мария.- А здесь что собираетесь делать? – спросила тетку.
– Дело есть.
В это время открылась дверь, и в комнату вошел высокий, стройный мужчина в черной полицейской форме. Женщины умолкли.
– Вот и Гриша пришел,- оповестила ровным голосом Мария и обратилась к мужу: – Устал? Посиди немного с нами. Чай попьем с гостьей.
Обновленный приветливо поздоровался с матерью:
– Издалека?
– Не очень.
– Давно в наших краях?
– Да нет, первый день.
Мать вспомнила свою встречу с Обновленным в июне 1942 года. Тогда ее младшие дети находились на хуторе Леоновка, Тучинского района, Ровенской области, у мужа сестры – Мамонца. Ей пришлось скитаться с дочерью Катей по селам Полесья и Волыни, скрываться от преследования карателей. Узнав о том, что старшие братья и отец стали партизанами, Обновленный, было призадумался. В его представлении Красная Армия была почти разбита, немецкие войска вторглись далеко в пределы страны. Что же может изменить горсточка партизан, если регулярная армия и та не выдержала натиска фашистской армии?
– Пожалуй, ничего не изменится,- твердил Григорий.
«Что скажет он сейчас? Как поведет себя?»-терзалась догадками мать.
Подсев к столу, Григорий начал беседу.
– Значит, в гостях первый день,- и не ожидая ответа: – Слыхал, слыхал о том, как летят под откос поезда… Не плохо действуют.
От признания полицейского потеплело на сердце. Известно- чьими руками делается!
– И часто теперь это случается? – наивно спросила мать.
– Счету не веду, но говорят, досаждают нынче больше.- Сдвинув брови и понизив голос, Григорий сказал: – Да, их вылавливают, куда же им деваться…
Тонкая хитреца пробежала по лицу матери.
– Ну и жить безмолвно тоже не гоже…- и голос у нее оборвался. «Надо бы умнехонько спрашивать, стороной да обиняками больше, а я прямо… Как же теперь?»
Григорий уставился в окно задумчивым взглядом. Права старуха, безмолвно кориться врагу нельзя. Он бы тоже за дело взялся, да кому об этом скажешь!..
– Ну, я бы таких смельчаков щадил. Да не все через мои руки проходят,- признался Обновленный.
Мать встала, сложила на груди руки.
– А ты, Гриша, мог бы помочь людям.
Эти слова как электрическим током ударили Обновленного. Потом он собрался с мыслями, успокоился.
– Говорите, что нужно сделать.
Но в сказанных словах мать не уловила желаемого тона. Прямо взглянула ему в лицо:
– Арестуешь? Донесешь?
– Меня не бойтесь, кое в чем я разбираюсь…
Первая встреча как бы проложила между матерью и Григорием мостик доверия. Это проявилось и в сложившихся отношениях между гостьей и хозяевами. Мать окружили вниманием, вечерами с ней засиживался Обновленный. Они говорили откровенно, не скрывая своего отношения к тому или иному явлению.
Однажды мать повела осторожный разговор о партизанах, их борьбе с врагом. Под нахлынувшим чувством доверия она открыла секрет своего прихода в Луцк в такое неспокойное время.
– Ты, Григорий Михайлович, можешь большую пользу принести Родине, и тебе от того полегчает на душе. Совесть очистится! Помоги нам.
Обновленный понимал, что ему предлагает седая женщина. Он задумался. Если струсит, откажется, значит, не скоро представится возможность искупить свою вину… В голове вихрем неслись «да» и «нет», а в душе боролись два схватившихся чувства. И по выражению глаз, и по застывшему лицу, и по жесту руки, легко коснувшейся висков, посыпанных снегом времени, видно было, как Обновленный терзался раздумьем. Не хотелось ему разрушать сложившееся благополучие. Но если он и дальше останется с тяжестью на сердце, чувствовал, что задохнется, как рыба на земле.
Наконец его ровный голос нарушил минутную тишину:
– Легко сказать – помочь. А знаете, что это значит для меня?
– Знаю, поэтому и говорю.
– Хорошо, что смогу – сделаю.