Избитый фашистами Загоруйко, пошатываясь, вошел в дом. Здесь его взору открылась страшная картина: в кухне на полу корчилась от боли тринадцатилетняя дочь Антося с зияющей раной в груди. В какой-то миг проблеска сознания дочь узнала отца и еле пошевелила губами: «Та…ту».
В первые минуты Петр Аврамович точно одеревенел, его потрясло увиденное, он не мог шевельнуть рукой, ноги стали чужими, а в глазах, больших черных глазах, застыл ужас.
– Боже, что делать? Что делать? За что тебя казнили, доченька?!
Крупные слезы скатились по щекам, оставляя на них влажный след. Обезумевший от горя, Петр Аврамович разводил руками, он не знал, как облегчить страдания дочери. Потом быстро сбросил с себя латанный пиджак, сильным рывком оторвал кусок полотняной рубахи, неловко перевязал кровоточащую рану дочери, собрал последние силы, осторожно поднял ее и понес к своему брату Федору, проживавшему по соседству. Бледное, безжизненное лицо Антоси запрокинулось вверх. На ее красивых тонких губах проступила синева. Длинные черные ресницы оставались неподвижными, а золотистые волосы развевались по ветру…
Петр Аврамович чувствовал руку Антоси на плече, и ему все время казалось, будто она все крепче и крепче прижимается к нему. В нескольких шагах от дома брата лицо Антоси застыло, а ее рука безжизненно повисла в воздухе…
Загоруйко присел у забора с бездыханным телом дочери и, не выпуская его из рук, заплакал, как дитя, судорожно вздрагивая плечами.
– Как же я теперь без тебя… Антося… моя! Зачем тебя катюги лишили жизни? Доченька, ты слышишь?..
Подавленным и сразу постаревшим возвратился Загоруйко в дом. Горе неотступно следовало за ним. Оказалось, что осколками гранаты были ранены жена и сын Сергей. Им он ничего не сказал о смерти дочери…
Вот что произошло в то утро, когда моя мать возвращалась в отряд.
Собранные матерью и доставленные в отряд Ядзей сведения имели большое значение для партизанского отряда Медведева. Нам предстояло перебазироваться ближе к Ровно и Луцку. Эти города, по замыслу командования. должны были стать основными опорными пунктами отряда.
Вскоре после трагической гибели матери мы направились в Цуманские леса. Медведев отобрал более сотни человек для разведки, и, как только сгустились сумерки, отряд снялся с насиженных мест вблизи сел Рудня-Вобровская, Князь-село, Сивки, Левачи… С первой сотней партизан ушел в разведку и я. С тех пор, как мы лишились матери, на моем лице не появлялась улыбка. «Месть, только месть!» – стучало в моем сердце. Во мне росло чувство ненависти к врагу, и я уверился – до последней капли крови буду стоять в битве за поруганную землю.
Перед тем, как отправиться в путь, я подошел к отцу, стоявшему с поникшей головой. Мы крепко обнялись, трижды расцеловались. Внезапно у самого уха раздалось:
– И я с тобой, Коля.
Отец с укоризной посмотрел на Жоржа, но тот с настойчивостью продолжал:
– Вдвоем и легче и веселей. Я получил разрешение командования отряда идти вместе с вами.
Мы с братом переглянулись. Каждый был доволен таким исходом.
Сквозь молодую листву тополей загорались огоньки серебряных звезд. Они мигали, как будто чья-то невидимая рука их раскачивала, делала подвижными. Отряд шел всю ночь. Под утро пересекли реку Случь, а на второй день подошли к селу Карачун, вблизи железной дороги Костополь-Сарны. В дубраве остановились на привал. Валентину Семенову и мне поручили обследовать местность, нет ли поблизости немцев.
Вскочив в седла, мы помчались через кустарник к насыпи и там спешились. Поводья привязали к деревьям, стали внимательно просматривать местность. Никого не обнаружив, взобрались на насыпь, а затем не спеша спустились к тропинке. И вдруг – гортанный немецкий говор. Фашисты заметили нас, стали брать в кольцо. Видно, намеревались захватить живыми. Но поздно. Мы молнией метнулись к лошадям и ускакали в лес. Через несколько минут были в расположении своих.
– Плохо, что вы себя обнаружили,- нарекал Медведев.- Теперь жди карателей…
Заложив за спину руки, он сделал несколько шагов вперед и назад, остановился, развернул карту.
– Да,-протянул многозначительно,- необходимо разыскать переезд, иначе понесем потери.
– Переезд мы найдем, Дмитрий Николаевич,- стараясь загладить свой промах, выпалил я.- Обязательно найдем!
– Надеюсь, – смягчил свой гнев Медведев. – Но знайте: кроткая овца всегда волку по зубам. Мы такими не должны быть.
Светлой ночью я с Семеновым снова ушел на задание. Действовали осмотрительно. В том месте, где от вырубленных деревьев остались лишь пни да одинокие кустарники, был обнаружен переезд. По нему с надежным тыловым охранением и переправилась вся колонна. Теперь открылся путь в Цуманские леса.
Отряд добрался до польского села Балярка. В непроглядной темени плясали языки пламени. В разных уголках села яркими факелами пылали соломенные крыши, подожженные гитлеровцами. Вину они свалили на украинцев. Оккупанты из кожи лезли вон, дабы разжечь национальную рознь между украинцами и поляками. Для этого они распускали провокационный слух, будто на Волыни поляки убивают украинцев. В действительности это учиняли расправу над неугодными гестаповцы, а затем бросали их трупы на дороги и безудержно вопили о «злодеяниях» поляков. Таким образом разжигая национальную вражду, фашисты облегчали условия борьбы с партизанами.
В селе был сделан короткий привал. У заборов то тут, то там замигали огоньки. Бойцы с наслаждением затягивались самосадом. Потом по команде Медведева отряд снова тронулся в направлении Берестян. За селом Балярка небольшая группа отделилась от основной колонны. Ей предстояло разведать местонахождение штаба «бульбашей», этих верных фашистских прислужников. Выслуживаясь перед своими хозяевами, банды националистов жестоко издевались над жителями.
– Житья от них нет,- жаловались крестьяне.- Обирают нас, идолы окаянные, да еще бьют. Ой, как бьют!..
По просьбе беляркских крестьян мы решили наказать грабителей. Обсудили план. Условились нанести удар на рассвете там, где нас меньше всего ожидали. Разбились на две группы: Михаил Шевчук и Борис Сухенко с бойцами пошли в обход, а вторая группа, которой руководил я, ударила лобовой атакой.
Мы стремительно ворвались в хутор и с ходу атаковали. Завязалась частая перестрелка. Неожиданный удар расстроил оборону противника, и видно было, как он в страхе метался. Нескольким бандитам удалось убежать в лес. Вскоре бой стих. Но со стороны села Знамировки показалась небольшая вооруженная группа. Когда она приблизилась, мы услышали разговор и безошибочно определили, что это тоже националисты. Но как их взять?
– Будем действовать, как «свояки»,- предложил Борис Сухенко.
Я вышел на полянку, осморелся, глубже нахлобучил шапку на лоб и направился навстречу шестерке. Впереди вразвалку шел старший, чуб у него выбился из-под шапки.
– Стой! – властно крикнул я.- Кто такие?
– А ты что за птичка? – недоверчиво огрызнулся передний. Все сразу ощетинились винтовками.
– Я сотенный Лыс. Со мной тридцать боевиков.
Эти слова возымели волшебное действие. Бандиты опустили винтовки и приблизились ко мне. Старший, с развевающимся чубом, прокричал:
– Слава Украине!
– Героям слава!
– С кем вели перестрелку?
– С партизанами.
С первых же слов я понял – имею дело с группой «службы безопасности». И не ошибся. Те с приподнятостью рассказали, как в лесу поймали и убили трех воинов Красной Армии, убежавших из фашистского концентрационного лагеря.