– Ай-яй, что задумали! – Сорокин стоял как вкопанный, не шелохнулся. Из состояния оцепенения его вывел кашель. Сорокин отскочил от стенки сарая и специально зашлепал по грязи. На дворе уже выпогодилось, и дровосеки принялись за работу. Лица у всех были сосредоточенные. Неспокойные мысли терзали Сорокина. Нет, он не мог упустить удобный случай выслужиться…
– Зайду в магазин, продавщица обещала буханку хлеба. На это время условились… – Замялся. – Не любит неаккуратных.
– Э, да тебе, дружок, везет – и хлеб и баба есть.
Сорокин шел по улице, ведущей к управлению гестапо, не вызывая у прохожих интереса. Невзрачный на вид, он ничем не обращал на себя внимания. Но Паша к нему присмотрелась. Лицо этого чуть сутулого человека ей показалось знакомым, однако не могла сразу вспомнить, где его видела. Прошла еще несколько шагов и аж руками всплеснула: «С дровосеками!» Да, они ей рассказывали, какой замкнутый сибиряк с ними работает. А потом она его видела с ними после работы. Да, да, он самый! Паша -обратила внимание на то, как Сорокин задержался возле входа в здание гестапо. Вот он снял фуражку, украдкой перекрестился и нырнул в помещение. Так вот он какой! К лицу Паши прилила кровь. Ей хотелось подбежать, схватить его за рукав, оттянуть от зловещего здания. Но Сорокин скрылся.
Василий Сорокин действительно бывал в Вятке. Но там он находился не по своей воле. В 1939 году он «подрезал» сельского активиста в селе на Тернопольщине за то, что тот всячески поносил кулаков. Житья не давал! На тайной сходке подкулачники задумали убрать советского «орателя». Выполнить «святое дело» поручили Василию Сорокину.
Когда активист возвращался из клуба домой, к нему из-за угла подкрался Сорокин, нанес несколько ножевых ран и скрылся. Однако земляк остался жив. Убийцу нашли, осудили и выслали на Север. Там и отбывал наказание. Во время Великой Отечественной войны Сорокину дали возможность кровью искупить свою вину. Но при первом удобном случае он переметнулся на вражью сторону. Теперь по заданию оккупантов он присматривался к «смутьянам» и докладывал о них своим хозяевам.
Вот и сейчас Сорокин торопился доложить о подслушанном у сарая разговоре. Паша не знала истинных намерений рябого, но его приход в гестапо встревожил девушку. А вдруг он донесет на партизан? Может, пронюхал о их замыслах? Время бежало быстро. «Надо их предупредить, немедленно!» Сердце стучало: «Скорее, скорее»…
Торопливым шагом добралась до гебитскомиссариата.
Во дворе, ничего не подозревая, по-прежнему работали партизаны. Паша сообщила о «визите» Сорокина в гестапо. Туда его, конечно, привела серьезная причина, но вот задача – какая?
– Я думаю, этот тихоня подслушал нас,- уверял всех Абалмасов.- Есть нужда отсюда удалиться, а там посмотрим. В случае напрасной тревоги – доработаем вечером.
Своевременно предупрежденные Пашей, партизаны успели скрыться. Гестаповцы прибыли с опозданием на пятнадцать минут и никого уже не застали. Тогда они расставили на улицах пикеты, перекрыли все дороги из города.
Паша не успела связаться с Измайловым. Собрались Громов, Косяченко и Ткаченко. Как быть? Выбраться партизанам из Луцка невозможно, оставаться в городе им тоже нельзя.
– Придется идти на риск,- резюмировала Наташа Косяченко.- Ночью они должны пробиться в лес.
– Рисковать, конечно, придется, – задумалась Савельева.- А что если попробуем связаться с знакомым шофером и обеспечить их транспортом…
Ранним утром по улицам Луцка промчалась, поблескивая никелем, машина гебитса. При ее появлении патрули расступались и брали под козырек. За рулем сидел дюфер в чине ефрейтора. Его удалось подкупить. Он согласился вывезти за город трех парней, заранее испросив разрешение поехать за грибами. Машина с притаившимися в ней пассажирами благополучно миновала городскую черту. С каким комфортом уезжали партизаны из подготовленной для них западни! Какой смелый, дерзкий план придумала Савельева! Сами немцы подняли перед беглецами шлагбаум.
Перед осуществлением замысла партизаны передали подпольщикам красный флаг, который намеревались сами поднять над Луцком.
– Не успели,- огорчился Абалмасов. – Теперь черед за вами, друзья. Его хорошо бы водрузить на здании генералкомиссариата.
Паша взяла из рук партизана алый стяг и прижала к груди. На ее лице проступила бледность. Радостное волнение трепетно пробежало по всему телу. Красное знамя? Как много оно означало для ее жизни, для благополучия советских людей, для свободы родной Отчизны. Комсомолка знала, что знаменосцы увлекают за собой в бой воинов, и если ослабевают их раненые руки, древко с алым полотнищем и золотистой пятиконечной звездой подхватывают другие, сильные руки и со знаменем идут на смертный бой с врагом. В ее руках – боевое знамя, и она почувствовала себя знаменосцем в нелегкой борьбе, волей судьбы выпавшей на ее девичью долю.
Паше казалось, что она в состоянии сейчас одна совершить ратный подвиг, но опомнившись, поняла, сделать, ей одной не под силу. И все-таки твердила себе, что именно она с другими товарищами подымет над исстрадавшимся городом красное знамя Родины. …Окрашенное в желтый цвет двухэтажное здание отдела генералкомиссариата в лучах заходящего солнца блестело позолотой. Слабый ветер легко трепал на мачте фашистское знамя. Николай Громов, Паша Савельева и Виктор Измайлов замедлили шаг и подняли вверх головы.
– Высоко! – тихо промолвил Громов. – Но действуем, как условились,- когда совсем стемнеет.
Солнце за день согрело зябкую землю. В воздухе повисла невидимая испарина. Земля дышала! «Как же там, в родном Ржеве?» – думала Паша. Вспомнился далекий огонек ее детства, далекий и никогда не меркнущий. В легком платьице с такими же любопытными сверстницами она бродила по перелескам, на лужайках собирала цветы. Ее огорчали: «Они же не пахнут!» А Паша отвечала: «Зато красивые!» И так легко было на душе…
А сейчас она идет по земле, лежащей за тысячи километров от родного края, но цветы здесь благоухают так же как там, на той стороне.
– Какой чудесный аромат! – вслух выразила Паша свой восторг.- А вы разве не чувствуете нежного запаха?-обратилась она к Громову.
Николай с укором посмотрел в оживленное лицо девушки. «Размечталась!»- недовольно буркнул он под нос. Но тут же обозлился сам на себя.
– Как же, чувствую,- мягким голосом подтвердил Громов.- Очень хороший запах, правда, Виктор? – попытался он загладить свое раздражение.
– Да, да, дышу полной грудью.
С цветами у Паши связано много воспоминаний. Выпускной вечер в средней школе. Какие пышные букеты им преподнесли! По установившейся традиции она с цветами бродила вместе с подружками по улицам до рассвета. А дома ее ожидал еще один сюрприз: большая корзина цветов. Какая прелесть!.. Когда поступила в институт – снова в руках пышные розы. А разве обошлось без букетов после окончания института? Нет, конечно! С цветами Паша поехала на работу в Луцк. Их преподнес черноволосый, с выступавшими скулами, московский студент. Он шептал тогда сияющей Паше: «Скоро приеду к тебе, милая».
– Навсегда?
– Да, моя любимая.
Но война оборвала радужные надежды молодых: в первых боях московский студент, отличник учебы и страстный шахматист, погиб. Тяжело переносила Паша утрату…
Никто не нарушил ее воспоминаний. Квартал шли молча. Возвратились. Снова показалось здание отдела генералкомиссариата. Но время для действий еще не наступило. Каждым овладела мысль: как лучше выполнить операцию?
Трое друзей вышли на Словацкую улицу, а затем свернули в парк Шевченко. Безопаснее оказалось подойти к зданию с тыловой стороны. Анна Остаток во время уборки в одной из комнат, как условились, оставила от-крытым засов третьего окна от угла.
На дворе стемнело, небо заискрилось звездами. Громов и Измайлов, осторожно ступая, подобрались к окну. Чтобы на него взобраться, надо руками ухватиться за выступ, а ногами скользить по стене. Сделали иначе. Громов оперся спиной о стенку и сцепил пальцы рук, создав таким образом ложе для ступни. Без слов Виктор поставил правую ногу, как это делают акробаты, а затем левой ногой оперся о плечо. Теперь окно было на высоте головы. Легким толчком открыл раму и, чуть подтянувшись на руках, бесшумно взобрался наверх. Как ни был смел Виктор, все же сердце колотилось. Не приходилось ему раньше вот так, как воришке, проникать в помещение. Он предпочитал всегда идти в открытый бой. Но все же – нужно действовать…