– Э, чертовка, не улизнешь! Сделай милость, выпей!
Инцидент мог печально кончиться, если бы вдруг не подоспел полковник. Быстрыми шагами он вошел в комнату. При его появлении все вскочили с места и с возгласами «хайль!» вытянув вперед руки, застыли в приветствии.
– В 12.05 все офицеры должны быть в штабе, – отчеканил полковник. – Мы встречаем высокого гостя, это обстоятельство обязывает…
Полковник не договорил. Заметив уборщицу, стоявшую в стороне с поникшей головой, раздраженно крикнул:
– Вон отсюда.
Мария удалилась. Она привела в порядок комнаты, вымыла полы и пошла домой. На работу к Виктору не рискнула идти. Отложила встречу до вечера.
14. ВЫРВАННОЕ ЖАЛО
Рассказанную Марией новость Виктор тотчас передал мне.
– Видно, крупная птица собирается залететь! Предупредите Антона Семеновича, пусть усилит надзор в театре.
– И Бориса Зюкова, – добавил Виктор.
– А кто это? – поинтересовался я.
– Актер театра, человек проверенный.
Сочиненная Зюковым баллада о моряках днепровской флотилии, проявивших в фашистском застенке высокое мужество, поплыла людской молвой по всему Волынскому краю. Она звала советских людей к стойкости, к смелой борьбе с оккупантами. Вскоре я встретился с автором этой баллады. Мне очень хотелось знать, был ли он до войны актером.
– Да, – взволнованно говорил Борис, – тогда меня увлекала эта работа, я жил сценой, мечтал, создавал образы. А сейчас… Я артист и только… Играю, лишь бы существовать.
Подпольная партизанская группа крепла дружбой и спаянностью ее участников, росла количественно. Виктор Измайлов был вдумчивым руководителем подполья. Смелый, волевой, он во всем был предусмотрителен. В своих действиях Виктор руководствовался небольшим, но полным суровых испытаний жизненным опытом. Он умел сглаживать личные переживания, сдерживать жгучую ненависть к врагу, не давал волю пламенному чувству мести, никогда не выпячивал своих достоинств. Коммунист, обличенный доверием партии, старался в условиях подполья особенно требовательно относиться к каждому своему поступку. Он считал, что у его товарищей не должно быть места вспыльчивости, опрометчивому решению и излишней доверчивости. Эти качества он прививал всем, кто вместе с ним, локоть к локтю, прошел по этой трудной дороге борьбы. «Мы будем ходить по острию ножа, это нелегко и опасно, но в то же время мы не имеем права порезаться»,- наставлял он боевых друзей. В трудную минуту Виктор не вещал носа, отделывался шуткой-прибауткой, подбадривал окружающих. И лишь от Марии Василенко не ускользало, как его брови неуловимо сдвигались и тотчас же расправлялись.
С тех пор, как Виктор остался в Луцке, он не переставал искать товарищей, которых можно было бы привлечь к общей борьбе.
– Нужны такие люди, – говорил Виктор своему брату Вячеславу Васильевичу, – которые смогли бы все силы своей души, все страсти и мечты посвятить одному желанию – изгнать врага с нашей священной земли.
Брат, сдержанный по натуре человек, выразил одновременно и беспокойство и молчаливое согласие. Глубокая складка взбороздила его переносицу, когда он посоветовал:
– Ты закрепи сначала связи с теми, кто уже объединился с тобой. Действуй осмотрительно. Видишь, сколько вокруг всякой швали объявилось! …По заданию группы шеф-повар офицерской столовой Колпак, с которым я встретился до знакомства с Измайловыми, и артист Зюков минировали ложу, в которой, как предполагалось, мог оказаться «высокий гость». Мина вделывалась в боковую стенку. Все теперь зависело от одного – приедет ли он в театр или, в связи с неудачами на фронте, продолжит инспекционную поездку дальше. Это поручили узнать Марии Василенко.
На работу Мария пришла намного опрятнее, чем в прежние дни: в цветной блузке, в коричневой юбочке, волосы подхвачены шелковой косынкой. На сей раз Мария не спешила с уборкой, затянула ее до обеда. В эту пору явились два офицера.
– Ну, цыпленок, не успели тебя поджарить раньше, сделаем это сегодня! Ха-ха-ха…
Зашел долговязый Ганс. Он тоже был в веселом настроении.
– Ты еще здесь?
Но Мария сделала удивленные глаза. О чем он говорит?
– А, не понимайт! -И Ганс обратился к белокурому капитану: – В неудачное время приезжает генерал. Жаль, что пробудет здесь всего один час. По всему видно, девчонка сегодня благосклонно настроена. А может, мне не пойти? Могу же я заболеть, черт возьми! А? Курт!
– Не советую, твое отсутствие бросится в глаза полковнику.
– Да, пожалуй, ты прав. Но ничего, – согласился Ганс. – Погуляем завтра. Да так, ой-ой!..
Ганс подошел к столу, открыл коробку конфет и предложил Марии.
– Немен зи, битте!* (* Возьми, прошу!) Мария не хотела гневить офицера, тем более, что он и не подозревал, какую сделал ей сейчас услугу.
– Спасибо, давно не ела. – Взяла шоколадную конфету в серебряной обертке.
– Нох, нох!** (** Еще, еще!)- расчувствовался долговязый сми-ренным поведением Василенко. Фатер, мамка, тринкен тее***. (*** Папе, маме, пить чаи.) – Мне хватит. Угощу еще и подругу. Спасибо.
Никто не посмеивался больше над нерасторопной уборщицей. Довольный своим успехом, долговязый решил поспать полчаса, побриться и пойти на встречу с генералом.
Колпак и Зюков, благодаря Марии, были вовремя предупреждены – генерал в театре не появится.
Домой Мария возвращалась поздно. Предстояло выполнить еще одно задание. По другой стороне улицы – Виктор. С темного неба на них смотрели яркие звезды, сотни, тысячи, миллионы… У Марии светились глаза. Ей хотелось воскликнуть: «Виктор, я люблю тебя!» И Виктор знал, что девушка идет на подвиг с сильным чувством любви. Он не сводил глаз с Марии. Вот она быстро прильнула к забору, и тут же белым пятном осталась висеть листовка. Проделав трижды такой прием, Мария и Виктор, счастливые от успеха, разошлись по домам разными улицами. Они знали – полицейским теперь не до них, им предстояло обеспечить порядок в районе пребывания генерала Шене.
Появление листовок вывело из равновесия оккупантов. У шефа гестапо Фишера тщательно изучались отпечатки пальцев на листках. Но сводку Совинформбюро писала рука, одетая в кожаную перчатку. Без перчаток никто не прикасался к исписанному листку. Расклеивала их Мария, также надев перчатки. Такая предусмотрительность оправдала себя: полицейским на след не удалось напасть. Напрасно у подозрительных под разными предлогами в свое время были взяты отпечатки пальцев.
Адреса гестаповцам давали полицейские агенты, в том числе и Леонид Козырь. От переводчика Паше Савельевой стали известны предательские поступки этого фашистского наймита. Он предал стольких невинных людей и теперь должен понести заслуженную кару.
– Козыря, конечно, следует убрать. Но это может вызвать контрмеры со стороны полицейских,- предупреждал я друзей. – Желательно обезвредить агента, не оставив никаких следов. Ведь вы же знаете, нам еще предстоит иметь дело с фашистами покрупнее Козыря.
Все задумались.
– Я выполню операцию без всякого шума,- вызвался Виктор. – Если поможет Савельева…
Все посмотрели на Пашу. Она в знак согласия кивнула головой.
Как условились, Виктор Измайлов и Паша Савельева пришли на берег реки с утра. День выдался знойным. Стырь спокойно катила свои воды по извилистому руслу. По сведениям, которыми располагал Измайлов, Козырь в погожий день обязательно приходил купаться. Виктор устроился в стороне от Паши. Атлетического сложения, он с детства любил водную дорожку. Бывало на соревнованиях школьников, а затем в единоборстве с армейскими пловцами, Виктор, если не приходил к финишу первым, то, во всяком случае, добивался призовых мест.
Окунувшись в воду, Измайлов выбрался на берег, распластался на песке. Паша не раздевалась, она читала газету и беспокойно посматривала на дорогу. Оттуда наконец показался Козырь. Высокий, до безобразия тощий, с чуть втянутой в плечи головой, он размашистым шагом подошел к берегу. Вдавленные серые глазки, длинный горбатый нос, узенькие, разбегавшиеся по верхней тонкой губе светлые усики, длинные уши – все вызывало в нем отвращение.