– Не задерживайся, Виктор, мы должны многое подготовить.
– Постараюсь.
Виктор крепко, по-мужски пожал нежную руку Савельевой. Почему-то сейчас девушка показалась ему старше своих лет. Суровая. И лишь глаза красивые, большие, задумчивые…
– С маяка заходи прямо ко мне!
– Обязательно!
Это была их последняя встреча. О чем думала в тот вечер Паша Виктор не знал. Он шел и твердил про себя: «Мужественная девушка, Савельева».
На маяке Виктор передал Ступину карту и собранную в городе информацию. Материалы эти понесли дальше связные.
– Я должен возвратиться в Луцк, предстоит большая работа, меня ждут, – прощался Измайлов со Ступиным.
Не доходя Киверец, Виктор заночевал, тесные сапоги натерли ноги, он решил отдохнуть. Вместе с ним остался связной Леонид Андриенко, который шел по заданию в Луцк.
– Вдвоем веселей, о ночевке я похлопочу, места эти мне хорошо известны, – сказал Андриенко.
Остановились в хате знакомой вдовы. Она накормила гостей, приготовила постель.
– Когда уже жить будем, как люди! Издевается немец, мочи нет! – жаловалась хозяйка.
– Потерпите, – успокаивали женщину.
Рано утром вдвоем вышли из крестьянской избы. Возле леса их встретила бандеровская сотня. Бандиты вплотную приблизились к Виктору. Помощник сотенного, высокий, с молодым, изрытым оспой лицом выдвинулся вперед.
– Ты кто такой?
– Городской.
– Поляк?
– Нет, русский.
– Где родился?
– В Змеиногорске.
– Это же где такой водится?
– В Алтайском крае.
Бандиты переглянулись. Помощник сотенного улыбнулся и во все горло соврал:
– А я тоже сибиряк. Что-то такого змеиного города не слыхал. Наверное, партизан?
– Нет, я рабочий.
– А ты? – обратился помощник к связному отряда.
– Я бодзячевский, в город иду, может, обувку какую достану.
– Обыскать!
Виктор выхватил пистолет и в упор два раза выстрелил националисту в грудь. Никто не ожидал такой дерзкой выходки, и, воспользовавшись замешательством, Виктор со связным побежали. Но замешательство бандитов длилось не долго. По убегавшим открыли огонь. Связной неестественно закружился на месте волчком и упал. Виктор пробежал еще десяток шагов и тоже споткнулся. «Досада… Как же Паша?»…
Пуля ударила в левое бедро. По телу разлилась острая боль. Стиснув зубы, Виктор отполз в сторону, к поросшему мхом пню. До маяка было километра три. О, если бы он мог снова добраться до него! Там ему уже не страшны были бы преследователи. Сгоряча он всерьез вознамерился проползти туда на четвереньках, но силы быстро покидали Виктора. Они таяли, как в наступивших сумерках день.
В руках еще есть оружие. Сдаваться? Да разве можно! Превозмогая резкую, доводившую до обморока боль, истекая кровью, Измайлов пополз по траве туда, к лесу, где его могут спрятать деревья.
Голова гудела тысячным перезвоном колоколов. Словно из бездны, донесся людской говор, окрики. Он разобрал:
– Взять… семь шкур!..
«Лишь бы продержаться, мне помогут товарищи», – тлела надежда. Прошла еще секунда-две, и ему стало ясно – не уйти от преследователей. Совсем оставляют силы… Глазами ощупал мушку, нацелил ее на маячивший ближе других силуэт. С неимоверным усилием нажал курок. Выстрел. Силуэт упал. Измайлов пытался еще высмотреть врага, но с двух сторон нарастал шорох, потом он увидел пригнувшиеся фигуры. Сверкнули страшные глаза. Виктор направил пистолет на того, что оказался ближе. Из последних сил нажал на спусковой курок, раздался выстрел. Где же он? Упал! Вот так их всех надо… И… Ударило в плечо, обожгло, а потом зазвенело все внутри.
Пистолет беспомощно выпал из ослабевшей руки. А над головой светилось голубое небо. Какое оно прозрачное! Повалившись на спину, лицом вверх, еще раз открыл глаза. Небо!.. Он забыл о преследователях. Какое ему до них дело! Он весь стал невесомым, только чувствовал близость неба, голубого, чистого, единственного свидетеля его блаженства…
Наступившая минутная тишина показалась Виктору бесконечной. И в ней, сменяя одно другим, вихрем пронеслись видения: детский дом, воспитательницы, учеба. Вот тебе уже шестнадцать. Будь счастлив, Витюха! «Что же ты умеешь делать?» – спросили на заводе. «Работать!» А через четыре года – армия. Становись! Равняйсь!.. Полковая школа. На выпускном вечере в ответ на вынесенную ему благодарность он, младший офицер, ответил: «Служу Советскому Союзу!» А офицерский вечер? Как же забыть… На нем произошел инцидент. Однокашник обидел девушку. Это не к лицу советскому офицеру. Женщин надо уважать! «Вы должны извиниться!» Заставил! После демобилизации – в Луцк, туда пришло письмо от той девушки. «Ваше благородство меня восхищает»…
Виктор открыл глаза. Запах леса кружил голову. Он напряг остатки сил, пытался понять, где он, что с ним? Потом слабость сбежала в пальцы, ослабело все тело. «Вот он, конец! – неясно отдалось в сознании. – Значит я…» Туман застелил глаза.
Бандит, подбежавший первым, выстрелил в побелевшее лицо Виктора. Испуганно посмотрел – не притворяется ли?
В это время подскочило еще трое бандеровцев.
– Кончай! – крикнул петушком один из них, страшась даже мертвого партизана.
В остывающее тело коммуниста бандеровцы выстрелили еще несколько раз.
Это произошло 7 июля 1943 года.
Смерть Виктора Измайлова потрясла Пашу. Впервые Наташа Косяченко, Анна Остапюк, Шура Белоконенко увидели, как по побледневшим щекам Паши катились слезы. Она их не стыдилась. Ей было очень больно и обидно, ведь Виктор, с которым совсем недавно рассталась, был ее наставником в этой тяжелой борьбе. Вместе они прошли не один день испытаний. Рядом с ним она всегда чувствовала себя увереннее, шла на подвиг, сознавая, что с ней верный друг, смелый товарищ. «Что делать сейчас без Виктора? Кто будет руководить их борьбой? А теперь она станет еще ожесточеннее, еще труднее»…
Паша вытерла слезы, выпрямилась. Лицо ее оставалось грустным. Арестовали Громова, погиб Измайлов… Два коммуниста! В самые трудные минуты они всегда были с ней, честные, мужественные сыны Коммунистической партии. Теперь их нет! Она – комсомолка. Да, именно ей нести дальше вверенную эстафету. Возможно, не так уверенно, как коммунисты, но вместе с верными товарищами она понесет эстафету дорогой борьбы и никуда с нее не свернет.
На хрупкие плечи Савельевой отныне легла большая ответственность.
– Хватит ли сил? – задавала сама себе вопрос и отвечала: – Должно хватить! Впереди еще много дел!
Переданные связными партизанского отряда обстоятельства гибели Виктора Измайлова удвоили гнев подпольщиков.
– Продажные шкуры! Губят таких парней! Мы будем мстить! Мстить! Мстить! – сказала Паша. – До установления связи с подпольным обкомом партии я остаюсь во главе нашей группы. Мы не должны падать духом, друзья. Мы коллективно, сообща будем находить выход из возможных трудностей. Если случится, что меня арестуют – за меня останется Наташа.
Савельева обратилась к Анне Остапюк.
– К тебе, Анна, на несколько дней перейдут партизан с девушкой. Они поживут, пока представится возможность выполнить одно специальное задание.
– Хорошо. …Когда Анна Остапюк пришла в офицерский особняк, у подъезда стоял автомобиль.
– Черт знает, где ты пропадаешь! – грубо накричал на нее офицер.- Поворачивайся быстрее,- чтобы в комнатах все блестело!
Такая неожиданная встреча и раздраженный тон немца озадачили Остапюк. Восемь часов утра – слишком ранняя пора для визитов. Обычно в такое время офицеры только продирали глаза. А сегодня все они суетились.
– Однако, поторапливайся! – понукал все тот же высокий блондин.
На сей раз уборщицу подгоняли все: «почисть рукомойник», «вытряхни ковер», «убери коридор».
Анна догадалась: офицеры ждали важную персону. Пока собирались завтракать, обер-лейтенант Курт Гопнер достал из тумбочки бутылку коньяка и с улыбкой поставил ее на стол.
– Чудесный сюрприз! – громко похвалили предусмотрительного Курта его соседи по комнате, два других офицера. Но тут же выразили сожаление, что на столе появилась только одна бутылка. – Раз начал, выкладывай остальное.