Гопнер уже с меньшим энтузиазмом, но все же достал еще одну бутылку красного портвейна. А его коллеги не успокаивались:
– Не скупись, друг, на шестерых маловато.
Гопнер, наконец, расщедрился. Он достал еще одну бутылку коньяка.
– С вами запасешься! – недовольным тоном пробурчал обер-лейтенант. – Это только случай помог мне оказаться таким предусмотрительным.
Лейтенант Макс Линцер, который всегда отличался от других высокопарными фразами и изысканными манерами, подошел к Гопнеру и по-дружески похлопал его по плечу.
– Э, дружище! Вся жизнь полна случайностями. Разве не случайность, что у нас отныне будет новый командир дивизии? Я, например, не прохожу мимо случайных возможностей. Беру все, что мне захочется. И в Россию я пришел не молиться о ее благополучии. Здесь мы хозяева! А господин ни в чем не должен себе отказывать. Не дают – жги, убивай, а для себя бери! Чудесная мораль завоевателя. Так-что не унывай, друг, мы на этой земле запасемся не только бутылками вина, а целыми винными складами. Вино польется рекой…
Рослый, со светлой шевелюрой офицер внимательно слушал, а потом сделал философский вывод: вся жизнь насыщена противоречиями, а посему истина как таковая его меньше всего волнует.
– Я голоден. А голод и любовь – это ось, на которой вращается весь мир. Я хожу по земле и поэтому хочу быть всегда сытым и преисполненным любви. Какая разница, где я добываю пищу и с кем ищу удовлетворения. И когда мне мешают, – я стреляю. Гуманизм – это понятие не для двадцатого века! – заключил он свое изречение.
С появлением вина настроение у офицеров заметно улучшилось. Оно было испорчено с той минуты, когда им сообщили, что через два дня с переформировавшейся дивизией они отправятся на фронт. Каждый спешил до отъезда выслать в Германию посылку. Носились с награбленным добром, как угорелые, старались друг друга перещеголять сюрпризами. И какое им дело до того, что все эти вещи и ценности были насильно отняты у женщин и детей.
В это утро офицеры ожидали нового командира дивизии. Будущего военачальника они должны встретить с почетом. Заказали отличный завтрак, к сервированным напиткам добавили свои. В ожидании генерала офицеры свободно болтали между собой. Главной темой был, конечно, фронт. Анна Остапюк, убирая комнаты, обратила внимание на новое обстоятельство – в выражениях немцем почти исчезли слова «молниеносная война», «непобедимая немецкая армия». Долетавшие до нее отрывки фраз свидетельствовали о явной неудовлетворенности немцев сложившейся обстановкой.
– Большевики рвутся к Днепру. Если мы их не остановим, они покатятся дальше, – с горечью констатировал Макс Линцер.
– Завоеванное надо закреплять, а мы неудержимо рвемся вперед, – робко вставил Курт Гопнер. – Я раньше представлял несколько иначе завоевание России. Мне казалось, что мы пройдем по ней маршем и на этом исчерпается наша великая миссия перед будущими поколениями Германии. А это гораздо сложнее, чем я предполагал. Россия – страна огромная. Пожалуй, теория наших геополитиков не совсем совершенна для этих условий…
– Не иначе, как Курт расчувствовался, – грубо оборвал собеседника молчавший до этой минуты белесый с. маленькими глазками и тупым подбородком лейтенант. – Геополитическая теория, например, меня вдохновляет, я знаю, что нужно нам, немцам, я знаю, почему я пришел сюда.
– Я тоже не филантроп, – дал отповедь Гопнер. – Благотворительностью заниматься не собираюсь. Но поймите, что многое мы не предвидели, не учли!
«Куда девалась ваша спесь?» – думала Остапюк, слушая унылые признания офицера. «Заварили кашу – сами и расхлебывать ее будете». Анна убирала тщательно. Когда уборка подходила к концу, она вышла на порог, встряхнула половик, чем и дала знак партизанам: «Будьте начеку».
Навела чистоту в комнатах и спросила у старшего офицера:
– Нынче идти мне в столовую на кухню?
– Да, поторапливайся, помоешь посуду.
– Ну, пошла. Замкнете двери сами?
– Да.
Через несколько минут после ухода Остапюк офицеры гурьбой направились в столовую. Дверь особняка запер Курт Гопнер. Начищенный и подтянутый, на встречу с новым командиром он отправился последним.
Для партизан все складывалось как нельзя лучше. Операция начиналась по предусмотренному плану. Алексей Абалмасов и Люба Шерстюк поддельным ключом открыли дверь и вошли во внутрь особняка. Предварительно Алексей установил, много ли в бачке машины горючего. Шофер отдыхал после ночной поездки и не мог видеть, как возился возле машины партизан. По плану, составленному со слов Остапюк, Абалмасов отыскал комнату, где обычно офицеры хранили автоматы и гранаты. В дозоре у окна осталась Люба. Внезапно она вскрикнула: «Идет!» Алексей подскочил к окну. Сюда из столовой возвращался без головного убора обер-лейтенакт. Видимо, он хотел еще что-то взять. Положение осложнялось. Никто не подозревал, что немец так быстро вернется. «А вдруг завтрак не состоится и сейчас появятся остальные?- тревожился Абалмасов. – Мешкать нечего. Спрячемся в кладовке, где хранятся ведра и тряпки. Остапюк говорила, что немцы туда не заглядывают. Быстрее!»
«Может, прибежал за шофером? Или проверить, все ли здесь в порядке…» – пыталась разгадать Люба причину неожиданного появления немца.
Курт Гопнер ключом открыл дверь и вошел. Он был в приподнятом настроении и громко насвистывал какую-то мелодию. Повод сегодня выдался отличный, и он теперь без всякого сожаления забрал оставшиеся в резерве две бутылки рома. Заглянул в комнату, где спал шофер. Потом снова закрыл дверь и удалился. Партизаны вышли из душной кладовой. Алексей сразу бросился в крайнюю комнату, Люба – в другую. Добыча была невелика. Под стеной стояло три автомата, на тумбочке лежало несколько гранат. Алексей нагрузился трофеями и сразу почувствовал облегчение.
– Ты готова? -торопил он Любу.
– Да.
– Я выхожу первым.
Люба взяла две офицерские формы, завернула в них пишущую машинку и вышла вслед за Алексеем. Ничего как будто особенного не сделали: взяли, вынесли. Но нервы были напряжены до предела. Они прекрасно сознавали, что их ждет в случае провала.
На улице было спокойно. Утренний туман рассеялся. Раздался приглушенный рокот мотора. Он удалялся дальше и дальше, а затем исчез. Немецкий шофер продолжал храпеть, а офицеры пировали в столовой. Остапюк старательно помогала судомойке, подмела полы, перемыла тарелки.
Когда повеселевшие офицеры возвратились в особняк, Анна еще оставалась на кухне. В уме прикинула: «Прошло тридцать минут, значит, партизаны теперь далеко».
Немцы не сразу заметили пропажу. Началось с костюма.
– Куда девался мой френч? – недоумевал Гопнер. – Как в воду канул!
Стали искать френч Гопнера, а белокурый объявил:
– Странно, и моего нет…
Кто-то воскликнул:
– Нет пишущей машинки!
Офицеры сразу кинулись в комнату, где находилось оружие, но его на месте не оказалось. Всех ошеломил также угон автомашины. Раздались возбужденные голоса:
– Немедленно доложить командованию!
– Где уборщица?
– Где шофер?
Взбудоражились все. Разбудили шофера.
– Где автомобиль?
Шофер не сразу понял, почему его спрашивают, а когда узнал о пропаже машины, от изумления выкатил глаза. К особняку подъехали «оппель-капитан» и «мерседес».
– Как же так?! Среди белого дня! – возмущались гестаповцы.
Два офицера и гестаповцы помчались на машинах в погоню за предполагаемым противником. Когда они выбрались на трассу, ведущую к лесным массивам, гестаповец с черными усиками спросил у офицеров:
– Давно ли все это произошло?
– Минут тридцать-сорок тому назад. Мы ушли завтракать, и все как будто было на месте.
– Да, время упущено!..
Как только партизаны отъехали несколько кварталов, Алексей набросил на плечи немецкий мундир и одел высокую форменную фуражку. Любе он приказал, чтобы она не высовывалась, но автомат держала наготове, если вдруг их остановит патруль.