— Ничего? — вопросительно крикнул ему Павел.
— Ничего! — отвечал он бодро. — Сейчас найдем, не сомневайся… Сейчас…
И слова застыли на его губах. Он в самом деле неожиданно увидал перед собой взметнувшиеся над розеткой огромных листьев зеленые стебли и знакомые желтые корзинки цветов. Белели корни, уходящие в глубь вырытой ямы. У края ямы валялся брошенный им заплечный мешок. А над мешком, уткнув в пего огромную острую морду, возилось гигантское серое животное, вид которого вызвал у Бориса неудержимую дрожь отвращения и страха. Оно напоминало крысу, увеличенную до размеров коровы. Но по короткому хвосту, длинной красно–бурой шерсти, крупным ушам Борис сразу определил пищуху — типичного грызуна высокогорных районов Средней Азии. До слуха Бориса доносился противный хруст — животное с аппетитом уничтожало продукты, лежавшие в мешке. Еще мгновение — и пищуха, двинув ухом, молниеносно повернула через плечо голову к Борису. Теперь прямо на него смотрели ее блестящие черные глаза, шевелилась длинная щетина усов. Нос быстро двигался, втягивая воздух. Борис сохранял неподвижность. До слуха зверя донеслись шаги Павла. Пищуха повернула голову в его сторону, и в этот момент, превозмогая отвращение, Борис шагнул вперед, поднял лопатку, размахнулся и изо всех сил ударил животное по носу. С пронзительным писком, от которого зазвенело в ушах, пищуха рванулась в сторону и бросилась бежать. В лицо Борису ударили мелкие камешки, вырвавшиеся у нее из‑под ног. Зашумели растения — и все стихло.
— Что такое? — крикнул с беспокойством Павел.
Борис опустил лопатку. Ноги его ослабели от пережитого возбуждения, обостренного каким‑то странным чувством досады за испытанный им страх перед зверем, которого он до сих пор знал в виде ничтожного, безвредного и беззащитного перед человеком животного. Он сел на край выкопанной им ямы.
— Ничего особенного, — ответил он подошедшему Павлу. — Непрошенный гость.
Тот не стал больше расспрашивать. Борис видел, что Павел снова во власти азарта, который привел его в эту долину. Молча, взяв лопатку, он стал быстро копать, справляясь с этой работой значительно быстрее своего товарища.
Борис поднялся. Прошел немного дальше, продолжая машинально оглядываться по сторонам. Пробрался через заросли гигантского ковыля. Вышел на открытую площадку, заросшую большими желтыми цветами. Всмотрелся. И раскрыл глаза в изумлении:
— Так это же… кок–сагыз… — прошептал он в возбуждении.
Да, это, повидимому, была целая заросль гигантского каучуконоса. Борис подошел к ближайшему растению: огромные желтые корзинки качались на уровне его лица. Одни из них были в полном цвету. Ветер тихо шелестел желтыми лепестками. Другие закрылись. Из них виднелись нити сероватого пуха. Борис с усилием оторвал одну закрывшуюся корзинку от ее стебля. Раздвинул листья обвертки. Под нитями пуха виднелись бурые семена, покрывающие дно корзинки. Борис запустил руку в корзинку. Семена с легкостью отскочили от своего ложа. Борис вытащил горсточку семян, с любопытством разглядывая их у себя на ладони. Они были почти с кедровый орех величиной.
Шаги Павла послышались за era спиной. Рука опустилась на плечо Бориса и сдавила его в волнении.
— Черт возьми! — прошептал Павел сдавленным голосом.
Это было какое‑то сумасшествие. Борис понимал, что сбор большого количества растений не нужен, что он просто бесцелен, что лишний груз только затруднит выход из долины. Но он уже не мог остановить Павла, да и сам, зараженный его азартом, работал, как одержимый. Они выкапывали корень, разрыхляя грунт лопаткой и ножом, взвешивали на руках, продолжая поражаться его размерам, кидали и принимались за следующий не останавливаясь. Спина Бориса ныла, мышцы рук и ног затекли, но он не прекращал работы. И только, когда мешок Павла, освобожденный от всего остального груза, наполнился до краев, они оба одновременно поднялись и посмотрели друг на друга.
— Довольно! — сказал Борис, с трудом переводя дыхание.
Павел приподнял мешок, оценивая его тяжесть.
— Да, — согласился он с сожалением, — но вот что‑то голова кружится, — сказал он тревожно.
Постоял, машинально похлопал себя по бокам, ища табак и спички. Но рука, сунутая в карман, остановилась на полдороге.
— Черт! — вырвалось у него сквозь зубы. — Совсем плохо. Я посижу немного.