— Да-с, господин полковник, — закончил Кашкаров, — смелость боевая есть одно качество, а смелость, надобная для защиты слабого, — другое, куда более редкое. И наш Сергей Иванович их вполне сочетает.
Лето пролетело незаметно. Полк провел его в лагерях, а Непейцын оставался при казармах, занятый постройкой новых киверов и патронных сум из отпущенного комиссариатом материала. Эта работа была выполнена к осени своими мастерами и дала немалую экономию против заказа на стороне, позволившую закупить для солдат добрую партию соленой рыбы и овощей на будущую зиму.
В августе из Одессы пришло письмо от Федора, в котором благодарил, что сняли с души грех, и сообщал, что служит разъездным приказчиком у Григория Матвеевича и Варвары Федоровны, которые живут меж собой дружно, торгуют скотом и лошадьми, завелись домом и родили сынка, которому пошел второй год. А он в Париж за Мадленой опять не поедет, раз в споре за него не встала.
Полк пришел из лагерей, и нижним чинам дали отпуск для заработков. Теперь Сергей Васильевич снова хлопотал, чтобы зимой определить к городским мастерам учениками новую партию солдат, потому что многие прошлогодние находили прибыльную работу. Только в этом году надумал прибавить еще султанщиков и перчаточников.
После одного из докладов по таким делам, когда вдвоем возвращались из мастерских и пересекали пустой плац, генерал Потемкин сказал:
— А догадайтесь-ка, кто в воскресенье во дворце после высочайшего выхода о ваших занятиях осведомлялся?
— Не иной, как граф Аракчеев, — ответил Непейцын. — Других знакомцев среди дворских не имею.
— Вы угадали, — кивнул Потемкин. — Его сиятельство подробно меня расспрашивали, хвалили наши хозяйственные приемы, но заметили, что хлопоты сии надлежит нести командирам батальонов.
— Да еще, верно, что калеке в гвардейском полку в мирное время делать нечего, — добавил Сергей Васильевич.
— Нечто и о сем сказано было, хотя весьма деликатно, — согласился генерал. — Велели вам передать, что охотно окажут протекцию в получении места, как они выразились, более подходящего.
— Скажу вам, Яков Алексеевич, что просить графа не стану, — ответил Непейцын. — Когда увидите, что пора подать в отставку, да мне кивнете, я тотчас вам прошение вручу. И поеду в деревню свою хозяйничать, где ни о каких графах слышать не буду.
— Какой же губернии? Псковской, кажется?
— Так точно. В великолуцком уезде. А вы почему спросили?
— Потому что соседняя губерния, Новгородская, ноне стала ареной новых подвигов графа Аракчеева. Там по приказу государя начал он насаждать некие военные поселения гренадерских полков.
— Слышал про сие, но не понял пока, каков резон оного начинания и будет ли от него польза, — сказал Непейцын.
Потемкин взял его под руку, повернул обратно на пустой плац и ответил:
— Резон на бумаге весьма прост — облегчить казну за счет кормления солдат с крестьянских хозяйств, а крестьянами увеличить число солдат. Но что случится на деле, особливо при свойственной сему вельможе жестокости и, главное, умении, угождая, скрывать от монарха любую правду, — вот чего я не знаю…
— Тем умением и держится? — спросил Непейцын.
Генерал кивнул.