— Эй, Павел Дмитриевич! Вы ли? — окликнул Непейцын.
— Он самый! — отозвался тенор, и в окошке показался комиссионер Захаво. — А вы бабье лето в беседке празднуете?
— Когда приехали?
— Ноне в полдень. Пожалуйте чаю откушать по-флотски, с ромом. Сам у шхипера-француза купил, клялся, будто с Мартиники привез.
— Следственно, плавают еще к нам французы?
— Плавают пока. Да сделайте милость, идите. Все новости вам первому выложу, ежели извините, что в халате.
Через несколько минут Непейцын сидел за самоваром напротив соседа и продолжал спрашивать:
— Что же про войну там говорят?
— Одни — будто вот-вот, а другие — что аустерлицкие синяки еще не зажили. Впрочем, на сей вопрос ясней всего ответствует приказ, что я нонче привез и в длани генеральские сдал. На тысяча восемьсот седьмой год заводу надлежит ружей выпустить в полтора раза более, чем в сем году… Рому, рому прошу подливать.
— Значит, и вам весной хлопот прибавится, — заметил Сергей Васильевич. — Железа и прочего больше с Урала придется везти.
— Мне-то паводок сколь угодно барок поднимет, — пожал плечами Захаво, — а вот некоторым заводским лентяям жарко станет.
— Что же еще в Петербурге нового?
— Очень в глаза бросилось, что на всех площадях, как при Павле Петровиче, солдат муштруют, носки тянут, артикулы отделывают, будто и не били нас французы, сему искусству не ученые.
— А в департаменте?
— Там граф с семи часов за бумаги садится и подчиненных подтянул, как от веку не бывало. Приемы его строгие, даже грубые, однако все клонят на казенный интерес. Ежели, к примеру, который начальник из губерний на запросы в срок не ответит, то шлет к нему курьера за его же счет. Во второй раз всяк вовремя обеспокоится. Но более всего, сказывают, интересуется артиллерийской практикой в последнюю войну. Любого в деле бывшего офицера, что в департамент по службе является, велел к себе представлять. Рядом сажает и чертить приказывает, как пушки в бою стояли, да все расспросит в рассуждении стрельбы, запаса снарядов, любого имущества. И я сему вполне верю, потому что меня, мелкую сошку, так же принял, выслушал и тотчас придумал медь с Урала более не возить, а все годовые три тысячи пудов получать нам в московском казначействе монетой старой чеканки.
— Что же, дельно, пожалуй, — заметил Сергей Васильевич.
— Отменно дельно, — подтвердил Захаво. — Но вы дальше слушайте. Я спросил, удастся ли до ближней весны согласить на то министерство финансов, а он с усмешкой: «Не тревожься, любезный, авось согласим». Когда же через неделю я перед отъездом к начальнику отделения зашел, тот говорит: «Его сиятельство вам приказали передать, что с господином министром финансов все обговорили. Получайте медь, когда заводу сподручней». То ли не быстрота?
— А каков вам наружностью показался? — спросил Непейцын. Под рассказ комиссионера он старался представить себе Аракчеева на пятнадцать лет старше виденного последний раз.
— Правду сказать, редкостно нехорош, — понизил голос Захаво. — Да что наружность, Сергей Васильевич. Зато до чего памятлив! Как начал спрашивать про завод, верите ли — одной фамилии не спутал, всех чиновников помнит и что бухгалтер у нас помер недавно. Сказал, что нового из департаментских посылает. А потом, как бы мельком, про одного, другого — каковы в своем деле.
— А вы что же?
— Сказал, будто вовсе заводских дел не смыслю, раз по должности получаю что надобно на Урале или еще где да на завод вожу. А он: «Как же не смыслишь, ежели прошлого года по механике инвенцию подавал?» Значит, и обо мне заранее все вызнал.
— Выходит, дельным не зря прославлен? — заметил Сергей Васильевич.
— Да уж, не чета генералам из больших господ, — подхватил Захаво, — которые в любой должности только сибаритствуют. А еще в департаменте говорили, что ни лиц, сильных по родству, ни пролаз при себе не держит, что тоже, согласитесь, редкость.
— А сам-то разве не пролаза? — улыбаясь, спросил Непейцын.
— Ну что вы! — возразил Захаво. — Помните, как Дмитриев пишет:
Разве то на карьер нашего инспектора похоже?
Сергей Васильевич не стал возражать, хотя и был уверен, что низко кланяться Аракчеев никогда не затруднялся, только, видно, знал, перед кем то надобно делать.