Раздевшись и отстегнув ногу при помощи сонного Федьки, Сергей Васильевич отпустил его. В халате присел к бюро, еще раз рассмотрел новую записную книжку. Перечел надпись.
Когда потушил свечу, в комнате не стало темней: луна глядела в окошко. Улегшись, растирал бедро — за день наминает пояс новой ноги, сделанной год назад взамен первой, кулибинской, на которой шарниры сносились. Кажется, во всем копия точная, а не так удобна, как первая… И сна ни в одном глазу… Вот как удивительно бывает — самый, пожалуй, близкий человек во всей Туле, хоть на десять лет моложе, Павлуша Захаво, но склонностей настоящих, сокровенных мыслей его не знал до сего дня… А у меня есть ли такое, чего он не подозревает? Разве об Авроре Богдановне… Милая, сколько часов рисунок вышивала, глаза свои красивые слепила! Вот приедет, и нужно наконец то объясниться. Вдруг сможет он всерьез спеть, что «своей доволен частью»?.. Ну что ж, отпраздновали сегодня по всем правилам. Филя с Ненилой могут быть довольны. А что, в сущности, праздновали? Что тридцать шесть лет стукнуло? Что больше полжизни прожито? Вот дяденьке шестьдесят шесть, и в письмах последних рука уж не так тверда… Второе праздновали, что пятнадцать лет в Туле прослужено. Кажется, быстро они пролетели, а между тем все, что до Тулы было, пологом кисейным будто задернулось. Даже Осипова смерть и потеря Сони, даже боль отрезанной ноги — все, все вроде сна какого-то… Правда, срок большой. Видь и в мире за него немало произошло. Ушли в землю светлейший и государыня вместе со множеством дельных и пустых своих начинаний. Четыре года куролесил император Павел. Тысячи боевых офицеров и генералов в отставку выгнал, тысячи угодников, мастеров фрунтового штукарства на их места поставил. В мальтийских рыцарей играл, с французами то воевал, то мирился, в Индию поход снаряжал, чтоб англичан оттуда выгнать. А больше все мелочами военными забавляйся — чин штабс-капитана учредил, а бригадира уничтожил, артиллеристам красный петровский мундир зеленым заменил, на прусский манер названия полков по шефам ввел вместо прежнего — по городам российским. Уставы, с прусского переведенные, долбить велел. Фридриха II за бога войны почитал… По-человечески жалко его, раз задушили в собственной спальне гвардейцы-заговорщики, но и добром помянуть трудно.
А новый государь обнадежил ангельской улыбкой, обещанием будущих справедливых законов, учредил сословие «свободных хлебопашцев» — господа ноне могут отпущать своих крепостных в таковое. Но охотников пока нашлось, слышно, мало, и все идет по старинке. Одно только произошло важное: небывало позорно проигранная война с Францией. Тогда даже порадовался, что из-за ноги не был в строю под проклятым Аустерлицем. Передают, будто Михайло Ларионович не виноват, всем сам государь распоряжался Но как ни говори, а после такого афронта командование больше не поручат. За то из старых знакомых Мордвинов стал полным адмиралом и места важные занимает. Румовский тоже в гору пошел — в «Ведомостях» печатали, что Казанского университета попечитель. Про Верещагина передавали, что в отставке. Кулибин тоже… Ох, надо наконец Михаилу Матвеевичу написать, пока и его из Академии не уволили, попросить, чтобы учеником туда Петю Доброхотова пристроил…
А друзья юности? Так ведь и не видел ни разу Властоса после корпуса, а Костенецкого и Криштофовича — с Очакова. Расплываются в памяти лица. Встретишь — и не узнаешь. Они в Тулу навряд заедут, а ему из Тулы дороги не предвидится, особенно если батальоном командовать и еще другие якоря бросить… Но выше всех, кого знал, Аракчеев взлетел. Вот тебе и Аркащей! Но, видно, не одной фрунтовой наукой взял. Что Захаво-то рассказывает! И все-таки удивительно: в тридцать семь лет граф, генерал-лейтенант, государя доверенное лицо. А ведь был сыч сычом, без души, без полета, без интереса к наукам, только что арифметик… Ваня Дорохов понятно, что в генералы произведен: храбрец, рубака, чуть ли не в каждой реляции со своими гусарами помянут…
Экая луна яркая — все щели в половицах высветила! Завтра Нениле велеть, чтоб, окромя кисеи, что-нибудь на окошки повесила. А то сна нет как нет… Перебирается всё за пятнадцать лет… Да не все. О некотором поминать не нужно. Была Маша Доброхотова — добрая, красивая, веселая… Да не судьба, видно… И такое пережил, переболел. Тоже будто пологом задернулось. Тому уже шесть лет… Наверное, стал теперь умней, зрелей, более готов к женитьбе… Надо заказать новый мундир по моде, как у бухгалтера… Ну, на другой бок, от луны прочь да спать, спать… Скоро уж и утро, поди. Утренняя Аврора, милая Аврора…