Две пятилетки, пока у власти был дирижер симфонических оркестров, страдавший недержанием мочи, призы не разыгрывали. Одним только светлым явлением запомнились те тусклые, тяжелые годы. Точнее, двумя: Катя и Ванька родились. Вопреки всем бедам и невзгодам, на рождении детей настаивали самый старый и самый малый члены семьи. Мать-покойница утверждала, что один ребенок это вовсе не ребенок, и обещала хоть пятерых еще вынянчить. А первая дочь, Ленка, сестренку или братика очень хотела. Купите, и все тут. Не машину, не новое платье, а именно ребеночка. «Да вон у тебя кукла Катя есть» — отговаривали ее. «Не хочу куклу, хочу настоящую живую Катю!» Настырная была. Она и сейчас настырная. Сидела днями и ночами — учила, и поступила, куда хотела.
И вот сейчас-таки вернулись к прежним поощрениям. Покумекали, покумекали в верхах, ничего не придумали, как только перенять из прежней системы. Платят-то мало, так хоть призы теперь снова миражом маячат в конце каждого убранного поля. Крепко тряхнуло на колдобине, и он прикусил язык. Припомнил, что натворил в городе. Награда ли его ждет? Ой, ли!
Одну гиблую низинку с разбитой дорогой объехали по стерне. Потом пришлось преодолевать лесок, который не объедешь: и слева, и справа зябь. А в леску еще от прежних дождей дорога не просохла. Застряли в луже. Костя безуспешно газовал, раскачивая машину взад-вперед. Иван вылез подтолкнуть. Плюхнулся сапогами в грязь, толкал из всех сил, а про себя думал: «Кажись, сам себя в тюрьму подталкиваю».
5. Следствие ведут знатоки
Тогда, в городе, его повязала подоспевшая милиция. Он и им сопротивление оказал. Заковали демоны в наручники, затолкали в «обезьянник». И тут только Иван протрезвел, угомонился. Наручники с него сняли и вызвали на допрос. Допрашивали уже совсем другие, не те, которые сюда доставили. Дежурный капитан, хмурый и необщительный, взялся протокол писать, а второй мент, молодой сержантик, осмотрел с головы до ног.
— Что за черножопый у тебя на груди? — спросил он.
— Откуда я знаю, — пожал плечами Иван.
Офицер поглядел на свитер и усмехнулся.
— Че Гевара.
— Как вы говорите? Че Гевара? — заинтересовался Иван, отметив про себя, что грамотный капитан-то, с ромбиком на груди. — Я и раньше про него слышал. Кто это такой?
Он чувствовал себя с ними раскованно, как с друзьями. И тому была причина. Когда-то, отслужив в армии, он получил приглашение из районного управления милиции на работу. Многие из знакомых ребят тогда соблазнились. Но его что-то остановило. Какое-то предубеждение в печенках сидело. «В мусора идти? Да не безрукий же я совсем, чтобы таким способом на жизнь зарабатывать!» А мог бы сейчас в такой же красивой форме сидеть и других допрашивать. Но капитан этого не знал, поглядел враждебно и про Че Гевару не стал рассказывать.
— Вопросы буду задавать я. Фамилия! Имя! Отчество!. Где зарегистрирован? Чем можете подтвердить свою личность?
— Так у меня ж документы с собой, — с облегчением припомнил Иван. — В куртке они, во внутреннем кармане.
— А куртка, где?
— В раздевалке, в ресторане осталась. Вот, у меня и номерок есть.
Перед тем, как его посадить в «обезьянник», менты у него все вещи из карманов вытрясли, но номерок, в пистончике джинсов не заметили. Послали своих за курткой в ресторан, а его, Ивана, опять посадили в камеру. Там еще одна колоритная личность сидела, давно не бритая и дурно пахнущая. Она, эта личность, посочувствовала: «Что? Лепят горбатого к стенке?» Потом допрос продолжили. Слава богу, документы на месте. Пусть разглядывают, не бомж какой-нибудь. Но и тут прикопались. Паспортина вызвала у них подозрение. Они определили, что на фото он не похож на себя.
— Где нашел? — спросил капитан, вертя в руках паспорт. — Или, может, купил у кого?
Иван возмутился:
— Выкрал я, в одна тыща девятьсот девяносто седьмом году пятнадцатого февраля прямо из паспортного стола.
— Обратите внимание, Ватсон, — заметил капитан, обратившись к сержанту. — Дату абсолютно точно назвал и без запинки. Не сообразил, что невиновный человек, имеющий на руках свою подлинную ксиву, не будет запоминать таких пустяков.
— А тож, — с готовностью поддакнул Ватсон-сержант. — Верное наблюдение, товарищ капитан.
— У меня память хорошая! — возразил Иван.
Так, базарили о несущественном, как будто делать было нечего. Но потом Ватсон, дотошно осматривавший куртку, нашел за подкладкой нож, которым Иван пластал мясо. Обнаружили кровяные пятна — и на тесаке, и на платке, которым он обворачивал лезвие. Иван им подробно объяснил, что мясом торговал, и нож требовался для разделки. Не поверили. Погрозили: «Мы тебя только лишь за ношение холодного оружие можем привлечь». Даже к весам придрались. Пружинный безмен был рассчитан на пять кило. Свинью невозможно взвесить. Даже месячный поросенок весит поболее. Это остроумное замечание высказал Ватсон-сержант.