Брона молча стояла с пришибленным видом. Она даже не попыталась задержать Найалла, когда он протиснулся мимо нее и двинулся по дороге к городу.
— Подожди!
Оклик Броны Найалл услышал как раз в тот момент, когда взгляд его упал на группу мужчин за поворотом дороги, — укрывшись за деревьями, они явно кого-то поджидали. Различить их лица на расстоянии он не мог… зато ясно видел, что один из них сжимает в руке какой-то увесистый предмет. И этот мужчина был очень похож на Дональда Кремина.
Бежать некуда. Найалл, затравленно обернувшись, заметил махавшую ему Брону. Она уже успела забраться в патрульную машину.
— Получается, линчевания не будет? — спросил он.
— Просто забирайся внутрь и молчи, — рявкнула она, напряженно вглядываясь в приближающихся к машине мужчин.
Когда патрульная машина свернула в том месте, где деревья подступали к самой обочине, стоявший впереди всех Дональд Кремин оказался так близко, что Найалл заметил, как побелели костяшки его пальцев, сжимавшие биту.
— С чего бы вдруг такая неожиданная милость? — съехидничал он, глядя, как Брона роется в бардачке. В конце концов она выудила оттуда обкусанный шоколадный батончик и принялась придирчиво его разглядывать. — Могла бы просто сдать меня им с рук на руки и вернуться в город, а после приехала бы, чтобы составить рапорт. И дело сделано — и ты вроде как ни при чем.
— Послушай, у тебя когда-нибудь был друг… близкий друг? — перебила Брона. Опустив стекло, она швырнула в окно остатки испортившегося батончика. — Кто-то, кого ты знаешь столько лет, что вы даже думать стали одинаково? — Подняв стекло, она свирепо выпятила челюсть — пусть этот длинноволосый типчик не думает, что она позволит ему заглянуть ей в душу! — Которому не нужно ничего говорить — потому что он и так все понимает без слов? Который ради тебя готов даже соврать родителям? Понимаешь, о чем я говорю?
Найалл вспомнил маленького Дэнни Игэна, которому так и не суждено было стать взрослым. Вспомнил тот проклятый автобус. И торчащие из-под него детские ноги воскового цвета, которые продолжали жить только на бумаге. Но он не стал ничего говорить — просто кивнул и стал ждать, что будет дальше. Патрульная машина, миновав ручей на окраине Каслтаунбира, двинулась в направлении здания береговой охраны. Оба молчали. Единственным звуком в кабине было сиплое дыхание Броны, как будто легкие ее, задавленные чувством вины, силились расправиться, чтобы впустить в себя немного воздуха.
— Когда мне было семь, — продолжала она, — все, о чем я мечтала, — это пара черных туфель. Они были такие блестящие… а сбоку ряд маленьких пуговок. Я просто умирала по ним! Ничего красивее, кажется, в жизни не видела! В общем, я отправилась в обувной магазин на главной улице и стала терпеливо ждать, пока продавщица отправится покурить. Решила — суну их незаметно в портфель и пойду себе потихоньку домой. Никто ничего и не заметит, понимаешь? — Брона зажала ладонью рот, словно стараясь удержать уже готовые сорваться с языка слова. — Они оказались мне велики. Пришлось натолкать в них газеты, чтобы они не свалились с ног. Но все равно… туфли выглядели потрясающе. Я помчалась к Рози, и мы по очереди дефилировали в них перед зеркалом, которое стояло в прихожей. А потом вдруг в дверь позвонили. Оказалось, это была продавщица. И… и она привела с собой полицию… — Брона шумно засопела — нет, воспоминания были тут ни при чем, догадался Найалл. Просто Рошин умерла — а этого не должно было случиться. — Я чуть не сгорела со стыда. Рози тогда спасла меня — она не стала дожидаться, пока я начну что-то лепетать. Представляешь, она нахально смотрела им в глаза и твердила, что это она, мол, украла их, а вовсе не я. Отец выпорол ее ремнем — она потом неделю не могла сидеть. Я знала, что я у нее в долгу. А она просто сделала вид, что ничего не произошло. И больше ни словом не упомянула об этом.
Дорога петляла, словно змея, между мокрыми соснами, обступившими ее с двух сторон. Присмотревшись, Найалл решил, что это та самая, по которой он не далее как позавчера тащился, словно усталый, промокший до нитки пилигрим.
— Но почему же ты ничего не сделала для Ифе?! Ты ведь могла!
— Легко тебе говорить. А ты попробуй встать на мое место, — угрюмо предложила Брона. Потом помотала головой, словно пытаясь отогнать печальные воспоминания. — Ифе — единственная, кому удалось спастись. Вот что бы ты сделал, а?