Поскольку мы уже немного с тобой знакомы, думаю, будет только справедливо, если я признаюсь тебе кое в чем. Правда, это трудно… куда труднее, чем объявить о том, что мы — убийцы.
Так вот, это все моя вина. Это я виновата во всем.
Начнем с того, что если бы я в тот день не заметила симпатичного молодого человека, такого невероятно сексуального на этом своем мотоцикле, мы бы до сих пор спокойно спали бы по ночам в своих постелях… в своем доме в графстве Корк. Но стоило мне только встретиться с ним взглядом, как я тут же утонула в темном омуте его глаз… теперь я уже даже не помню, что почувствовала тогда. Это ощущение… о таком я прежде только читала в книгах. Мне доводилось слышать, что опиум обладает такими же свойствами, только это было гораздо сильнее. Когда он посмотрел на меня, я почувствовала одновременно испуг и невероятное облегчение. Думаю, одно то, что даже сейчас я не в состоянии толково объяснить, что я тогда ощутила, уже само говорит за себя.
Потому что Джиму, несомненно, было в высшей степени свойственно то, чему и названия-то нет. Окружавшая его аура будила в душе чувство, представить которое можно только если взять гнев, погибель и соблазн и смешать все это воедино.
И он действительно ввел меня в соблазн… ввел в соблазн нас всех.
Видишь ли, от всего этого изначально веяло чем-то порочным. Ну почему… почему я тогда не проехала мимо? Это уж тебе судить. Так что возьми стул, садись и попытайся помочь мне разобраться во всем. Потому что — Бог свидетель — я до сих пор не понимаю, как это произошло.
Это случилось почти три года назад, в нашем доме в Каслтаунбире. Кажется, в мае. Небо в тот день было чистым, ни облачка — и вдруг я заметила фигуру, склонившуюся над поломанным кроваво-красным «винсент-кометом» 1950 года, мотоциклом, о котором можно только мечтать. Только вот мужчина, разглядывая его, тихонько ругался сквозь зубы. Я ехала на велосипеде, увидев его, чуть сбросила скорость — клянусь, мне даже не пришло в голову, что он меня заметит. Но он вдруг обернулся и уставился на меня. Кроме нас двоих, на узкой улочке не было ни души.
Этот его взгляд… я не забуду его до конца своих дней. Этим взглядом он вскрыл меня, точно сейф, и выпотрошил. Украл мою душу.
Первое, что я услышала от него, было:
— Как вы думаете, эта штука достаточно большая, чтобы выдержать двоих?
Нет, конечно, это было адресовано не мне, а бесстыдно громадному, размером с добрую яхту, желтому «БМВ», едва не задевшему его, когда автомобиль с ревом пронесся по узкой улочке в двух шагах от церкви. Сидевший за рулем турист, чьи номера на машине ясно говорили о том, что он и его увешанная сверкающими побрякушками подружка прибыли из страны с правосторонним движением, притормозив, остановился и высунулся в окно. Грубостью водила мог бы заткнуть за пояс дюжину мясников. Здоровенные бугры мышц, вздувавшиеся у него на руках, когда он небрежно вертел руль, могли заставить задуматься любого, кто не ищет приключений на свою задницу. На запястье здоровяка блеснули устрашающих размеров часы, какие обычно носят дайверы, — разглядывая их, я невольно прикинула, что подобной игрушкой можно пустить ко дну даже «Бисмарка».[9]
— Эй, ты что там вякнул — ты, din skitstovel?![10]
Мотоциклист в потертой кожаной куртке поднял голову, и я заметила, как неяркий солнечный свет заиграл в его янтарных глазах. Страха в них не было. Он выглядел… да, он выглядел победителем. Прежде чем ответить, он помедлил немного, а потом кивнул мне. Навалившись грудью на руль велосипеда, я молча наблюдала за представлением. Даже сейчас я вряд ли смогу объяснить, что тогда прочла в его глазах. Возможно, просто враждебность? Не знаю. Конечно, очень может быть, что на лице его было написано обычное в таких случаях: «А не пошел бы ты!..», но в глазах его скрывалось еще что-то такое, что заставило водителя «БМВ» притормозить. Верзила швед уже открыл было дверцу и даже поставил ногу на тротуар, чтобы выйти из машины, но вдруг, точно наткнувшись на невидимый барьер, остановился.
9