— А ты самоуверенный сукин сын, верно?
— Просто предлагаю по-дружески.
Мне очень хотелось заставить его попросить хорошенько, но потом, спохватившись, я бросила взгляд на часы. Было уже около девяти, а чуть дальше вверх по дороге двадцать три сорванца одиннадцати лет от роду, доверенных моему попечению, уже рассаживались по своим местам в ожидании еще одного захватывающе интересного урока, на котором им станут рассказывать о дельте великого Нила и о строительстве храма в Абу-Симбел. Парень перехватил мой взгляд, и на лицо его набежало облачко грусти. Я и глазом моргнуть не успела, как он взял меня за руку и пожал ее — просто пожал, представляешь? В точности как это сделал бы настоящий джентльмен. Он не пытался погладить меня по руке — просто пожал, и все.
А потом вдруг представился.
— Я — Джим.
— Нисколько в этом не сомневаюсь. — Высвободив руку, я перешла на другую сторону улицы и остановилась. Он уже заранее знал, что я это сделаю, потому что рассмеялся, когда я снова повернулась к нему. Налетевший ветер трепал полы его старенькой куртки, и она надувалась у него за плечами, точно кожаный парус. — Ладно, — кивнула я. — Сдаюсь. Так что ты все-таки сказал тому верзиле? Ну, тому шведу, — объяснила я. — Что ты отберешь у него машину и затолкаешь ее ему в глотку?
Первый звоночек, предупреждающий меня об опасности, прозвенел как раз в этот момент, но я не пожелала его услышать. Свойственный мне обычный здравый смысл в этот раз подвел меня — я просто сгорала от желания узнать эту тайну.
Джим, покачав головой, завел мотоцикл. Проклятая штуковина взревела громче, чем целая флотилия буксиров на рассвете. Естественно, в результате мне пришлось подойти поближе, иначе бы я ничего не расслышала — а он, конечно же, улыбнулся, от души наслаждаясь этим гвалтом, который сам же и поднял. Стоит мне только вспомнить об этом, как меня охватывает леденящий страх… и одновременно я чувствую прилив жгучего желания. Вскинув голову, он повернулся ко мне, потом свободной рукой притянул меня поближе. Порыв ветра растрепал мне волосы. Прядь моих волос, хлестнув меня по лицу, смешалась с его волосами — но так я по крайней мере могла услышать, что он говорит.
— Все, что мне было нужно, это рассказать ему одну историйку.
— Должно быть, история достаточно страшная, угадала? — сострила я, изнывая от желания выведать побольше. Но проклятый «Винсент» в этот момент вдруг заголосил во всю мощь своих девятисот девяноста восьми кубических голосов, и моя щека — уж и не знаю как — вдруг оказалась прижатой к щеке Джима. От него пахло моторным маслом и несколькими днями тяжелой дороги. Мне кажется, я на мгновение закрыла глаза.
— Нет. Просто выбрал одну из тех, что и без того давно уже засели в его тупой башке.
Не знаю уж, что это значило. А потом он ласково потрепал меня по щеке, убрал подпорку и небрежно кивнул на прощание. Руки его вцепились в руль, мотоцикл снова взревел, и через мгновение, свернув налево, он уже мчался вверх по холму, к Эйрису, а ребятишки из моего собственного класса, торопившиеся на урок, разинув рот, смотрели ему вслед. А я… я так и осталась стоять на дороге. Я стояла на том же месте еще долгое время после того, как рев мотоцикла стих вдали… стояла до тех пор, пока меня едва не сшибла еще одна шикарная машина. Очнувшись, я постаралась стряхнуть с себя наваждение — сойдя наконец с проезжей части, встала возле своего велосипеда и долго стояла, слушая, как звонят церковные колокола. Пробило девять. «Похоже, на этот урок я опоздаю, — решила я, — но что за беда?» Готова поспорить, что человек десять мальчишек прибегут в класс еще позже меня. А виноват в этом будет красный «Винсент» и его чертов хозяин, этот потрясающий сукин сын, отлично понимавший, что происходит с людьми при одном только взгляде на него, и то, что подобное зрелище не часто увидишь в городе, где прошло мое детство.
Яростно крутя педали, чтобы одолеть крутой склон холма и поспеть-таки на урок, я все пыталась припомнить выражение глаз того бедняги шведа.
Нет… он не просто испугался, услышав, что сказал ему Джим.
Он просто оцепенел от ужаса.
Да, он боялся… боялся за свою жизнь.
Все утро я из кожи вон лезла, стараясь не сойти с ума, пока рассказывала двум недоумкам о Великой пирамиде, о правителе, по приказу которого ее когда-то возвели, и потом, когда писала на доске «фараон Хуфу» — словосочетание, которое ни один из них никак не мог выговорить. И все это время изо всех сил пыталась выглядеть уверенным в себе, многоопытным педагогом, а не зеленым первогодком, только что устроившимся на работу в школу. Впрочем, во время шестого урока я уже махнула на все рукой: в третий раз велев Кларку Риордану убрать с глаз долой наладонник, я вдруг поймала себя на том, что в очередной раз ломаю голову над тем, что же такое шепнул Джим в волосатое ухо водителя «БМВ», что заставило верзилу шведа оцепенеть от ужаса?