Юлия Цыпленкова
Дорогой интриг
Глава 1
Я потянулась, открыла глаза и улыбнулась. Наступал прекрасный и значимый для меня день. И он был и вправду прекрасным, солнце, уже заглянувшее в мое окно, улыбалось в ответ. Сев на постели, я рассмеялась и повалилась назад, раскинув руки. Восхитительно! Всё-всё-всё сегодня восхитительно!!! И теплое солнечное утро, и шелест листьев за окном, и птичья трель, и даже шепот горничных за дверью опочивальни, ожидавших моего пробуждения. И пусть они уже услышали мой смех, но пока не войдут, потому что я не призвала их.
Перевернувшись на живот, я зарылась лицом в подушку и зажмурилась, что есть сил. Боги! Я ведь сегодня стала взрослой! И сегодня всё будет так, как я захочу, что бы ни случилась, это мой день. И я, опять перевернувшись на спину, рассмеялась, глядя в белый потолок с позолоченным орнаментом. Только так и не иначе, потому что я загадала свое самое главное желание, и оно непременно сбудется.
— Где моя дочь? — услышала я голос матушки. — Еще спит?! — ах, сколько недовольства было в ее восклицании, и я улыбнулась, уже предвещая в мыслях следующую фразу: — Несносное дитя! Как можно отлеживать бока в такой важный для всех нас день?! — Всё это она говорила, стремительно приближаясь к дверям опочивальни, и окончание было произнесено уже неподалеку от моей кровати. — Вставайте, дитя мое, немедленно пробудите свою совесть и вставайте с ней вместе, ибо без совести вы и дальше будете сводить меня с ума. Шанриз!
Но встретившись с моим взглядом и улыбкой, матушка снизила накал негодования и улыбнулась в ответ:
— Сколько вы еще будете терзать свою несчастную мать? — укоризненно вопросила она.
— Разве же вы несчастны, матушка? — спросила я в ответ. — Думаю, батюшка был бы сильно огорчен, узнав об этом.
Родительница всплеснула руками, а после, прижав одну ладонь тыльной стороной ко лбу, а второй накрыв грудь, произнесла:
— Вы совсем не жалеете своей матери, Шанни?
— Матушка, — я укоризненно покачала головой. — Я люблю вас.
— Тогда немедленно вставайте и прекратите дерзить! — воскликнула она и добавила: — Я сама не своя. Будто это меня сегодня представляют свету. Ах, — родительница опять прижала ко лбу тыльную сторону ладони и направилась к дверям: — Голова кругом. Еще столько предстоит сделать, а гости прибудут уже так скоро! Я жду вас, дитя мое, — закончила причитания матушка: — Не смейте заставлять меня нервничать!
И она ушла, но на опустевшее место тут же пришли горничные.
— Доброе утро, госпожа баронесса, — они дружно присели, приветствуя меня.
— Доброе утро, — ответила я.
Из своих комнат я выходила в легком домашнем платье и с косой, уложенной вокруг головы – наряжаться было еще рано. Это матушка безумствует, а я точно знаю, что гости появятся еще нескоро, и времени у меня предостаточно. И то, что батюшка сейчас сидит в столовой, спрятавшись за газетой от энергичной супруги, я тоже знала. И когда появилась на завтрак, господин барон не обманул моих ожиданий.
Отец сидел на своем месте, ожидая, когда его семейство соберется к столу, и читал утреннюю газету. В столовой находилась и наша дальняя родственница, взятая моими родителями на воспитание после того, как осталась сиротой. Она подняла на меня взгляд и укоризненно покачала головой. Амберли всегда была умницей и занудой, но я всё равно любила ее, как родную сестру. Разница в возрасте у нас была небольшой, чуть больше полугода, но юная баронесса Мадести-Доло оказалась гораздо серьезней и послушней меня. Хотя и у меня в голове не бродил ветер, потому что мне всегда было известно, чего я хочу, и как этого достичь. И сегодня я тоже это знала.
— Доброе утро, батюшка, — поклонилась я отцу. — Доброе утро, сестрица. Как вам почивалось? В добром ли здравии встретили новый день?
Барон сдвинул в сторону газету и улыбнулся мне:
— Здравствуй, дитя, — произнес он, и я, приблизившись, подставила лоб для поцелуя. Батюшка, соблюдя обязательный утренний ритуал, потрепал меня еще и по щеке: — С днем рождения тебя, малышка. Хотя какая ты малышка, когда сегодня наступила твоя пора зрелости? — Родитель коротко вздохнул: — И всё равно еще дитя.
Похоже, у батюшки приключилась меланхолия, потому что он не называл меня малышкой лет с пяти, да и на «ты» не обращался столько же.
— Я всегда буду вашим дитя, мой дорогой отец, — улыбнулась я. — Даже когда рожу вам внуков.
— О, — барон отмахнулся: — Изыди, ужасное видение. Я еще слишком молод, чтобы зваться дедом, — после хмыкнул и указал взглядом на мое место: — Ступайте, Шанриз, скоро ваша матушка ворвется в наше мирное уединение, и лучше нам встретить ее на положенных местах, иначе буря разразиться с ужасающей силой.