- Что случилось-то? Я что, на прокажённого похож? - пошутил парень, тряхнув кучерявой бородкой.
- А по что старосту ищешь? - мирянка всё же отделилась от плетня, но взгляд её ещё не предвещал ничего хорошего, - Горе у него в доме. Не к добру ходить туда.
- Что ж за горе? Дочку вроде травник вылечил. Мне его-то как раз и надобно.
- От такого не лечат...
- Постой, добрая женщина, так у той ведь что-то только поломано было...
- Тьфу на тебя. Морок у неё. Морок!!! - женщина повернулась и заспешила вниз по проулку мимо остолбеневшего Родзия. Она даже не оглянулась, когда он хотел было окликнуть её, дабы извиниться за своё невежество. Вот тебе и опередил морок. Эстийка уже была полна заразой. Не мудрено, если эта суровая женщина, поведавшая ему о беде в доме старосты, завтра сама сляжет, а через неделю её отнесут на погост вслед за дочкой старосты и другими заражёнными. При этом мужчины не заражались. Как не заразился ни он, как не заразится ни староста, ни тот самый лекарь, за помощью которого он сюда и заглянул. Лекарь. А где, кстати он? Ещё у старосты? Так почему не лечит? Ведь это его прямая обязанность - вызнать причину хвори и попытаться помочь. Он то, как студент знает, что все они, травники, целители и прочие врачеватели телес, дают в момент получения лицензии клятву пользовать людей, не вредя. Неужто этот лекарь не такой? Неужели это он сеет заразу, вместо того, чтобы бороться с недугами?
Парень слез с мерина и, ведя того под уздцы, немного хромая, приблизился к свежеструганным воротам двора, на который ему указали.
- Лекарь не у вас? - спросил он босоногую девчушку, ковырявшуюся в песочной куче у самого крыльца.
- А я тута не живу. Энто мамка к дядьке Вирену наведалась, ну и я при ней. Она Мелинку смотрит, - девчушка живенько откликнулась на вопрос Родзия, повернув к нему чумазую мордашку в крупных веснушках.
- А лекарь? Он тут?
- Нетути. Он ещё вчерась ушёл. Опосля того Миленка и слегла.
Вот оно как. Значит, после ухода лекаря. Что же это за лекарь такой, раз после него болезнь прокатывается? Как-то странно это всё. Странно и подозрительно. Вот бы догнать этого лепилу-костоправа, да вывести на чистую воду.
- Куда уехал-то?
- А я почём знаю? - девчушка пожала плечами и вернулась к ковырянию в песке.
Нет, след лекаря он найдёт и догонит того, даже не смотря на волдыри и потёртости. Догонит и... Впрочем, что будет дальше, Родзий пока ещё не загадывал. Сперва надо было нагнать лекаря.
В перелеске неподалеку нашлось деревце с достаточно крепкими ветвями; а на дороге в Лещины обнаружился обломок тонкой доски. Вполне достаточно.
Лейфор подозревал... был уверен, что за ним пойдут. Что кто-то докопается до связи лекаря и мора... и хорошо. Этот человек поможет ему найти лекарство или снять колдовство.
Или убьет. Уберет тем самым источник заразы.
Тоже хорошо.
Срезанную ветвь Лейфор вонзил в землю на развилке дорог; расщепив ножом верхушку, вогнал туда доску. На ней он торопливо вырезал пару фраз - о том, кто виноват в море.
И куда идет он сам - к Скальным Зубам, на северо-восток. Где нет людей. Где можно думать и ждать.
Он торопился - сам не зная, зачем. Сейчас, на безлюдной дороге, он никому не угрожал... Так что за лихорадка гонит вперед? Желание заняться делом? Страх? Или... болезнь начинает сжигать и его?
Пусть. Пусть. Главное теперь - не подходить к людям. Ждать того, кто придет, прочитав надпись... ждать разговора с ним.
Лейфор надеялся, что до встречи он сумеет придумать хоть какой-то план... и знал, что ему скорее придется бороться с мыслями. Постоянно ведь будут приходить на ум лица женщин, которых он... лечил. Хотел лечить.
Сейчас лекарь почти проклинал свою отличную память.
А если не сумеет найти лекарство... так хоть с Краем постарается рассчитаться. Да нет, не "постарается" - точно рассчитается.
Себя убить Лейфор не мог. И не думал, что сможет поднять руку на кого другого. Но твердо знал, что тут ударит без жалости, точно туда, куда надо - как на операции.
Да это и есть операция...
Все. Пора идти и ждать. И думать.
И помнить. Помнить. Помнить...
Ещё только стало смеркаться, когда на перепутье дорог Родзий заметил доску с чёрными буквами, криво привязанную к недавно выломанной жердине.