Выбрать главу

— Алеша, я уезжаю в город, — сказал он.

— Тогда и я с вами, — не задумываясь, проговорил Алеша. — Когда поедем?

— Вот переждем эту метель, — показал он на Сталинград, — и тронемся.

Павел Васильевич не точно выразился, назвав сражение метелью. Непогода, как бы она свирепо ни свистела и ни выла, все же махала пустыми руками. А здесь тысячи осколков разлетались с бешеной скоростью, заваливая асфальт улиц. Батареи, большие и малые, дивизионные и корпусные, только за первый час огневого штурма расстреляли десятки тысяч снарядов. Тысячи стволов били с той и с другой стороны.

— Едем!

— Ты, Алеша, договорись с Иваном Егорычем. Без него тебе ехать нехорошо.

Иван Егорыч просьбу Алеши переправить его в город выслушал молча. По выражению его лица нельзя было понять, что у него на душе. Ему очень не хотелось расставаться с внуком.

— Хорошо, Алеша. Я вас с Павлом Васильевичем перевезу, — сказал он с деланным равнодушием.

Близко к полуночи они сели в лодку и тронулись к сверкающему фронту.

IX

Командующий армией Чуйков взглянул на часы.

— Тридцать шесть часов непрерывного боя, — покачал он головой.

Командующий отлично знал свою армию, испытанную в тяжелых и изнурительных боях; дивизии обрели свое боевое дыхание, свою, только им присущую железную волю, свой характер. Там, где в роте или взводе оставалось хотя бы несколько ветеранов-солдат, новое пополнение жило теми же традициями. Взвод или группа бойцов, отрезанная от своего подразделения (а так бывало не раз), продолжала борьбу, не теряя присутствия духа. Все это стоило громадных усилий воли, ума, порой кое-каких промахов, но армия, несмотря на временные неудачи, шла собственным путем, направляемая полководческим опытом.

И командующий, зная, что он кое-что сделал для армии, сейчас думал о другом. И невозможно было не думать в этих обстоятельствах, когда на армию с такой силой обрушился вражеский удар. Здесь речь шла не только о личном, хотя это тоже имело немалое значение для командарма, но главное и определяющее чувство все-таки было государственное. И оно двигало всеми его военными соображениями. И когда командующему доложили, что у генерала Медникова враг отбил дом, Чуйков сию же минуту строго спросил командира дивизии:

— Как это могло случиться?

Немцы изо всех сил старались разрезать армию в районе заводов. Для командующего это было ясно с первого же часа нового наступления. И теперь эта маленькая брешь, пробитая противником, серьезно встревожила Чуйкова.

Неприятность с домом Медникова на какое-то время внесла сомнения в его догадки и размышления. Он не мог ограничиться одним, очень простым и понятным приказанием: «Держись. Дом отбери». Это очень легко: одному приказал «держись», другому — «держись», третьему — «держись». В этом случае, командующий, сиди у себя в блиндаже и распивай чаи.

Сражение продолжалось уже двое суток, а Чуйков все еще не знал, все ли силы немцы ввели в бой, какими резервами располагает противник, какие он готовит новые удары. У Паулюса была свобода маневра. А Чуйков закрепился на маленькой полоске земли. Он вернулся к своему столу и попросил к телефону члена Военного совета фронта Чуянова.

— Здравствуйте, Алексей Семенович, — поздоровался Чуйков. — Как ваш грипп? На исходе?.. Нет, я здоров. Здоров, Алексей Семенович. Вылечен от всех болезней до самой смерти. Что? Повторите, немножко глохнуть начинаю. Нет, нет. Только-только во вкус жизни вхожу. Командующий у себя?.. Ко мне собирается?.. Алексей Семенович, у меня к вам опять та же просьба — насчет огонька. Не обижайте при дележе. Имейте в виду, что если этот бал-маскарад затянется, я совсем прогорю, бойцы останутся при одних кирпичах и железках… Да, да. Нет, нет. Да, точно. Дом потеряли. Временно… Нет, никакого отступления. В доме, в подвале, просто никого не осталось в живых… Совершенно правильно, Алексей Семенович, еще одна просьба — о пополнениях. Очень прошу. Я об этом буду говорить с командующим. Андрей Иванович, надеюсь, поймет меня, но и вас прошу…

Командующий, закончив разговор с Чуяновым, пригласил к себе начальника штаба Крылова. Николай Иванович пришел с рабочей схемой по всему фронту на 20.00. Он доложил, что изменений в обстановке не произошло.

— На флангах дело ясное, — проговорил командующий.

— И в районе заводов картина понятная, — показал на схему начальник штаба. — Замысел у противника остается прежним.

— Разрубить на куски и бить по частям? — Чуйков продолжал рассматривать схему. — На нас здесь навалилась вся техника Европы.

— И весь опыт, приобретенный противником за три года войны, — добавил Крылов.

— И весь опыт лучших германских армий с лучшими генералами во главе. Да-а-а, — неопределенно произнес командующий. И, подумав, спросил у Крылова: — От Лебедевой что-нибудь есть?

— Приняли радиограмму. Гитлеровцам объявлен приказ о длительном отдыхе, как только будет взят Сталинград. Всем солдатам — награды, а офицерам, кроме того, земельные наделы на Дону и на Волге. Ефрейтор, стало быть, спустил с цепи самого страшного зверя — награды, отпуска, поместья? Это уж не только «Хайль Гитлер», а с прибавкой: «Хайль Гитлер, даешь поместья». Новые нотки завизжали.

Чуйков улыбнулся своей хитровато-озорной улыбкой и живо взглянул на Крылова. Тот понял, что командующий уже что-то надумал, он хорошо изучил, что значит его улыбка в подобных случаях. Василий Иванович вернулся к своему рабочему столику и энергичным жестом взял цветной карандаш. Подумал некоторое время и, вскинув голову, решительно, как будто он находился на командном пункте, сказал:

— Ну, Николай Иванович, я решил открыть второй фронт.

Крылов озадаченным взглядом уставился на Чуйкова. По натуре начштаба был спокоен, невозмутим и скуп на жесты. Командующему это очень нравилось. Сам же Василий Иванович изредка срывался, был горяч, вспыльчив, но отходчив.

— Хочу, Николай Иванович, — продолжал командующий серьезным тоном, — усилить нашу армию за счет второго фронта. Как вы это находите?

— Я слушаю, Василий Иванович.

— Да, выход у нас с вами один: открывать второй фронт. — Чуйков улыбнулся, но уже не хитровато-озорной улыбкой, как было в первые минуты начатого разговора, а с досадной иронией. — Будем, Николай Иванович, чистить свои тылы самым решительным образом.

Крылов согласно кивнул головой.

— Чистить, — продолжал Чуйков тоном, не допускающим возражений, — чистить армейские и дивизионные тылы. Некоторые команды взять на фронт полностью. Прочистить без исключения все тылы. Провести всеобщую мобилизацию. Как думаешь?

— Я одобряю, Василий Иванович. Этот второй фронт самый надежный.

— Действуйте, Николай Иванович. Прошу наблюдать за левым флангом. Маршевый батальон, который переправляется через Волгу, в дело не вводить. Я хочу прокатиться в район заводов.

Вошел адъютант командующего и доложил, что катера готовы.

— Минутку. — Чуйков вызвал на провод генерала Родимцева. — Баталия продолжается? — спросил он его. — Докладывайте… Так… Так… На Елина? Он у нас мужик крупный, выдержит. Помогайте ему, Александр Ильич, помогайте.

А там и мы поможем, если, конечно, нам помогут. Да, да. Если помогут. Трубу нынче не прочищал? Нет? А что это у вас был за взрыв?.. У немцев? Артиллерийский склад? Все ясно. Резерв свой бережете? Начали расходовать? А не рано?.. Я понимаю вас, Александр Ильич, вам лучше знать свое хозяйство.

Чуйков вышел из блиндажа, ступил на бревенчатый причал, пахнущий нефтью и сыростью. Штабные офицеры сели на другой катер, и оба катера пошли полным ходом. Вода шипела и пенилась. Мины взрывались то впереди, то сбоку, то совсем рядом. Противник не давал покоя Волге ни днем, ни ночью. Но вопреки всему река жила напряженной фронтовой жизнью.

Командующий хотел проскочить к тракторному, к полковнику Горохову, но вынужден был свернуть к генералу Медникову. Выслушав командира дивизии о просачивании противника в заводские цехи, Чуйков приказал спешно направить маршевый батальон в распоряжение генерала Медникова.

— Вы, Петр Ильич, расстраиваете всю оборону армии, — с укором проговорил Чуйков.