– Ладно, – сказал я. – Я принимаю твою точку зрения, но нам придется предупредить Прима, что ни под каким соусом мы не останемся под одной крышей с этими пташками.
– Я бы выпил за это, – сказал Шон. – Кстати, у меня самая страшная жажда на свете.
Наши запасы пива тоже были под строгим учетом и распределением.
Сьюзен сказала:
– Неужели вы думаете, что они до сих пор собираются нас преследовать? Я хочу сказать: что такое у нас есть, что им так до зарезу нужно? Черный кубик?
– Я бы им его охотно отдал, – ответил я. – По-моему, никому эта дурацкая штука не нужна.
– Только одно хорошее в этом есть, – вмешался Сэм. – Старина Кори Уилкс больше не будет нам мешать. Он стоял за всем, что тут происходило, а теперь, когда его больше нет, Муру придется здорово поломать голову, прежде чем он придумает, зачем ему причинять нам неприятности.
– Кроме того, что у него ко мне счет, – сказал я.
– Ну, может быть. Хотя думается, что уж теперь-то с него хватит.
– Только не с нашего мистера Мура, – сказал Лайем. – Ты его просто не знаешь, Сэм.
– Мне кажется, я его знаю, – ответил я. – И мне что-то не по себе.
Я выглянул из бокового иллюминатора.
«Солнце» спускалось за горизонт. Похоже было на наступающий вечер, небо стало чуть темнее голубовато-фиолетового цвета. Зелень травянистых холмов просто сияла – это был невероятно насыщенный, почти светящийся зеленый цвет. Аккуратные кустики были окрашены в самые разнообразные цвета – то розовый и красный, то оранжевато-коричневый. В этом мире все выглядело, словно это был парк, игровая площадка.
Я повернулся и завопил:
– Винни! Ты где?
– Наверняка занимается любовью с Джорджи, – сказал Роланд. – Эти двое – нежная парочка.
Винни выскочила из кормовой кабины, прокладывая себе дорогу в лесу человеческих рук и ног. Джорджи следовал за ней.
– Винни тут, Джейк!
– Иди-ка сюда, малышка.
Она прыгнула мне на колени. Я потер костистое, покрытое шерстью темечко между ушами.
– Как ты считаешь, Винни? – спросил я.
Винни подумала, нахмурив свои нависшие над глазами брови. В размышления она вложила множество усилий. Потом спросила:
– Про что считаю?
– Э-э-э? Понял. Про того человека, которого мы встретили. Того, у которого такая красивая одежда. Он тебе понравился?
Она пожала плечами. Мне стало интересно – выученный это жест или свойственный ее роду так же, как и людям.
– Большой человек, – ответила мне Винни. – Большой.
– Большой? – Ну уж нет. Прим явно был даже ниже среднего роста. – Ты хочешь сказать, «важный», «сильный»?
– Да, это. Большой человек. Сильный, – она пыталась как-то пояснить свои мысли, но ей не хватило слов, и она просто сказала: – Совсем большой человек. – Потом, словно ее озарила новая мысль, она добавила: – Много!
– Много? Ты хочешь сказать, в нем много чего-то? Или что он очень сильный?
– Много, – упрямо повторила Виним.
– Много? В смысле – «больше, чем один»? Что у него – много друзей?
Она подумала.
– Нет. Он много. Больше-чем-один.
– Понятно.
Я посмотрел на остальных, ища объяснения словам Винни. Никто ничего не понял. Я повернулся к Джорджи, который был не выше Винни, но чуть толще ее в талии, и спросил:
– А ты как считаешь, Джорджи, старина?
Джорджи ответил мне озадаченным взглядом.
– Ты считаешь, что Прим – этот человек – тоже «сильный» и «много»?
Он кивнул.
– Много – больше-чем-один.
Джорджи задумчиво и энергично кивал головой, словно обдумывая саму идею, потом подумал еще и сказал:
– Он еще и один, тоже.
– А? Понял, он один. Один человек, да?
– Но и много… еще есть… один-много…
– Это начинает подозрительно попахивать теологией, – сказал Джон. – Один во множестве. Еще немного – и они станут мне доказывать доктрину Троицы.
– Как они сообразили все это? – спросил недоверчиво Лайем.
– Эти двое все знают, – сказала Сьюзен. – У меня все время было чувство, что Винни все знала в течение нашего путешествия.
– Ты можешь объяснить, Джорджи? – спросил я. – Объясни. Скажи больше.
Джорджи почесал пузо и сказал:
– Пьим… он… не есть человек.
– Понятно. Он не человек. А кто же он?
– Объяснить, – он выглядел так, словно у него начиналась головная боль,
– он… – почесывание пуза становилось все сильнее и быстрее. Джорджи весь наморщился от напряжения. – Он… Пьим… он…
– Ладно-ладно. Не волнуйся. Ничего страшного нет в том, что ты не можешь этого выговорить.
– Он – все они, – выпалил Джорджи. – Все. Один. Много.
Он перестал чесаться. Что-то его осенило, слабый свет на горизонте его понимания. Он уставился на небо.
– Я, – сказал он. Потом перевел взгляд на Винни. – Винни – тоже. Она тоже. Мы.
Он показал на Винни, потом коротеньким указательным пальцем снова показал себе на грудь.
– Мы. Нас, – он похлопал пальцем по груди. – Мы много.
Он печально вздохнул.
– Объяснять больше нет.
Мы долго молчали.
Наконец я сказал:
– Спасибо, Винни, Джорджи.
Винни обняла меня и спустилась с моих колен.
– Ну вот, такие пироги, – сказал я некстати.
– Да. Вот именно, – отозвался Джон.
– Что же нам, двигать вперед?
– Конечно, – сказала бесцветным голосом Сьюзен.
Я повернулся вперед, поставил ногу на педаль газа, взялся за рукоятки управления и сказал:
– Заводи мотор, Сэм.
Сэм так и сделал. Мотор загудел жизнью.
Я посмотрел через долину на дворец из изумрудного стекла, и наконец мне пришло в голову, что сказать. Наверное, на моей физиономии была лукавая ухмылка, когда я попробовал сказать:
– Ну, ребята, мы…
– Если ты скажешь «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной», – объявил Сэм, – то я вылезу из своего укрытия и откушу тебе задницу!
3
Путешествие через долину было спокойным, неспешным и лишенным каких бы то ни было происшествий. Мы проезжали самые разные здания, которые расположились вдоль дороги. Сперва-то мы их не заметили, потому что все наше внимание было приковано к зеленой хрустальной крепости. Теперь мы вдоволь могли поломать голову над тем, что же такое мы видим. Одно из зданий было похоже на помесь ионического храма с химической фабрикой. Еще одно здание представляло собой приплюснутую серебряную сферу на голубой пирамиде. Третье здание, в некотором удалении от дороги, было просто несколькими бабочкиными крыльями, соединенными вместе. Были и другие здания, которые труднее описать. Не надо и упоминать о том, что у нас не было ни малейшего понятия насчет того, что это такое было на самом деле и какие функции могли быть у этих строений. Я подозревал, что многие из них вообще не были зданиями в человеческом смысле слова. Скульптуры? Может быть. Машины? Вполне возможно.
Изумрудный город – это совсем другое дело. В нем было нечто фантазийное, сказочное. Линии его были грациозны и романтичны, вопреки массивности. В то же самое время в нем было ощущение солидности. Он был таким большим, что с легкостью вместил бы в себя настоящий город, а если это действительно была крепость, то она и выглядела соответственно этой роли – высокие крепостные стены противостояли всем ветрам. Похоже было, что весь город вырезали из единого монолита. Никаких швов, никаких соединений.
Это был замок, но совсем не похожий на те, которые можно увидеть в книжках по истории. Чертежи явно составляла не человеческая рука. Я готов был поспорить на что угодно.
Сэм спросил:
– Как там насчет входа у подножия горы?
Именно так Прим и говорил – вход у подножия.
Но там просто-напросто кончалась дорога. Космострада, лабиринт межзвездных дорог, который растянулся по всей Галактике, просто обрывалась у основания цитадели перед куртинкой багряных деревьев. Конец дороги. Долгонько же мы ехали.
Я затормозил.
– Э-э-эй! – завопил Сэм. – Это что еще такое?
То место, где дорога соединялась с основанием холма, вдруг разверзлось, словно приподнятая юбка, причем деревья словно были пришиты к подолу. Основание холма приподнялось ровно настолько, чтобы пропустить тяжеловоз, образовав арку, за которой начинался туннель. Дорога вела в холм.