— И чего, где наш оболтус? — Пётр был привычно бодр.
— Провинился он. Отец тут лютовал, он и поник, — объяснила Бабаня.
Алёна насторожилась и, сняв пальто, пошла к сыну.
— О, сейчас женская жалость начнётся тут, — дед от первого гнева уже отошёл, и теперь ему казалось, что он погорячился. Свои сомнения он прятал и ворчал по поводу и без.
— Так, и чего ж стряслось? — Пётр уселся за стол, приготовился слушать.
— Загулял он. В Борисово с ребятами умотали, там и застряли. Вот недавно только и пришёл, — рассказала Бабаня.
— То есть уговор, что засветло быть дома, нарушил?
— Выходит, так, — бабушка развела руками, внука ей подставлять ещё сильнее не хотелось, но и обманывать сына она не могла.
— Так. И он теперь дуется на то, что вы ему высказали? Или наказали как-то?
— Да никто его не наказывал, по-мужски с ним поговорил просто, — дед уводил в сторону.
— И чего, он, вон, надутый сидит такой, что даже встречать не вышел из-за этого? Давай, отец, говори, как есть.
Дед Андрей, поджав губы и нацепив очки, уткнулся в газету. Буркнул что-то неразборчивое.
— Да трусом он Ванюшку назвал. Там борисовские, кажись, их подкараулили. Постарше ребята, которые.
— А числом?
— Да сказал, человек десять.
— Приврал, небось, для истории-то, — подал голос дед.
— А наших?
— С Андрюшкой были, и с Козиными.
— Как всегда, понятно. Небось, к девчонке этой шастали.
— Не, у них этот… краеведческий интерес был, вот, — сказал дед.
— Так чего ж ты, отец, накинулся на парня? Они отходной манёвр совершили — даже в армии так делают. Не все отступления от трусости. Ещё и от разума тоже. А, ежели, там был этот хулиган — мне про него Васька Шмелёв говорил. Как его…
— Сашко-хохол?
— Точно! Сашко?! Васька говорит, что лет через пять, если не посадят, деревня от него наплачется.
— Был вроде, говорит. Предводительствовал там.
— Ну и правильно тогда они слиняли. Зря ты.
— Но загулял же?
— Это да, это они плохо тут план свой придумали, раз резерва по времени не было. Ладно, пойду, успокою. А то Алёнка только нюни там разведёт.
— Сынок, а ужинать? — Бабаня о своём заботится.
— Мам, ну, сейчас.
Пётр застал жену с сыном на кровати. Он улёгся головой к ней на колени. А она ему наговаривала спокойным голосом. Малой лицом был благодушен и улыбчив. «Да, как бы хлюпиком не стал — вон, из-за каждого чиха у нас тут кипеж и разбор полётов. У Федотовых, наверное, ремня всыпали Андрейке и будь здоров. Забыли всё. У тут целый вечер переживаний».
— И чего тут у нас за ясли?
Ванька вскочил и рванулся к отцу обниматься. Но, вспомнив, провинность, резвость осадил.
— Да ладно, ладно. дедушка с бабушкой рассказали мне. Не сержусь я, наказания не будет никакого. Но только лишь потому, что я считаю тебя взрослым и надеюсь, что ты на будущее должен понимать, что есть слово и есть уговор. Слово нужно держать, а уговор соблюдать. И не забывать при любых обстоятельствах о близких тебе людях.
Ванька яростно закивал головой.
— Пап, я не буду больше так, не предупредив… Но пап, я не трус! — голос его задрожал. — Мы не испугались, но ведь их было больше!
— Садись, Вань, — теперь сидели на кровати они уже втроём. — Я тебе вот, что скажу. Ведь если у вас просто была бы драка, так сказать, выяснение, кто тут сильнее — то чего тут? И так понятно, что они бы вас побили, ещё и похуже что-нибудь… — ляпнул Пётр, вспомнив про Сашко?. Алёна тревожно вскинулась глазами. — Ну, мало ли, увечия какие нанесли бы. То есть, я к чему — что тут не за что было биться, «не жалея живота своего». Так что правильно вы сделали. Тактический, так сказать, манёвр, — Ванька на слова отца приободрился, приоткрыл рот. Но отец не закончил, — но вот бывают ситуации, когда только биться, и ходу назад нет. За Родину там, за жену, за мать, за дитя своё, за идею…
— Как на войне? — выдохнул Ванька и так и остался с открытым ртом.
— Как на войне, да. Тогда не отступают. Тогда ты жизнь кладёшь, и про отход не думаешь. Вот там есть, где трусости выскочить. Вот там, Вань, ты должен волю в кулак, да врага бить, бить, не жалея себя, — Пётр раскраснелся, заблестел глазами. — Главное, Ванюш, понять, где враг-то настоящий, вот оно чего…
— Ладно, философии тут разводить. Пойдёмте ужинать, — дала команду на окончание беседы Алёна.
— Пойдёмте, ага.
На Новый Год погода всё же сжалилась, покружила небольшая метель, леса и поля прикрылись белым. Морозец был, конечно, всё равно слабый. Но всё же ниже нуля. Дети, истосковавшись, ринулись с санками, ледянками и лыжками на горки. Шумели и галдели — каникулы.