Ванька тоже занялся сливанием и выжиманием. Несмотря на жарящее солнце, их колотило, и они стучали зубами.
— Ннна-до, ссскорее, на-нна-верх вввыппп-олзать, — синюшными, дрожащими губами пробормотал Ванька. — Ссогреемся заодно.
Кое-как, с помощью братьев они оделись и поползли выбираться.
Когда друзья, измотанные, доволоклись до деревни, хлюпая водой в обуви, было совсем не холодно. Наоборот, Ваньку бросило в жар. Заломило в пояснице, и заболела голова.
— Чего-то я умотался сегодня, — признался он друзьям.
— Спас меня, дружище! — Андрейка неловко обнял друга. Пацаны, они часто играли во взрослых, подражали жестами и словечками. — Я это запомню на всю жизнь.
— Братцы, вы уж нас извините, что мы на холме отсиделись. Но мы ломанулись чуть ниже, вас перехватывать и упёрлись в омут, ну, знаете, там яма обычно такая бывает? Её ж затопило и подступы перекрыло все, — повинился за себя и за брата Антон.
— Да ладо, парни — вы ж потом-то прилезли, — миролюбиво заключил «утопленник». — Я ж сам виноватый. Да всё сапоги эти дурацкие. Чуть оступился, в них вода хлынула, и я уж пошевелиться особо не мог.
— Парни, я это, пойду уже домой — нездоровится, — Ваньку снова начало колотить, и выглядел он плоховато.
— Да всем нам надо уже по домам. Пойду отмываться. Родичам тогда не очень-то, ага?
— Думаешь, по нашему виду они не пойму? — усомнился в пользе скрытничества Ванька.
Андрейка скептически поглядел на него, потом на себя:
— Вообще, да, трудно будет отмазаться. Ну, скажем, что чуток в лужу упали и сразу домой. Ага?
— А, ну, ладно, ага, — Ванька уже совсем скособочился, хотелось ему поскорее лечь.
Он приплёлся домой; дома были только мама и бабушка — хлопотали по хозяйству. Он плюхнулся на лавку, как был в грязной и мокрой одежде.
— О, Бог ты мой, погляди на него, Алён! На нём же лица нет.
— Да я вымок весь, и хочется полежать, — слабо пролепетал Ванька.
Алёна мигом подлетела к нему, стала раздевать.
— Да у тебя же жар!
У Ваньки не было уже сил отвечать и бороться с обступившей его женской заботой. Мать же с бабушкой захлопотали, но не суетились. Закутали, заставили пить чай с малиной и мёдом. Ванька провалился в забытьё.
— Надо врача вызывать, — вечером беспокойство достигло апогея, и Алёна уже соглашалась на домашнее лечение. Ванька стал кашлять и хрипеть.
— Да отлежится! Чаю побольше, вон, сухой малины заварите, — не очень уверенно возражал дед Андрей.
Пётр натягивал куртку.
— Скоро буду!
Но только через час он явился с доктором. Тот осмотрел, послушал и поставил диагноз неутешительный — воспаление лёгких.
— Правильно, что обратились. А то вот в Беляево по старинке лечили воспаление… еле спасли потом ребёнка. В больнице уже. Говоришь, говоришь, что двадцатый век уже… А народ тёмный.
— Так раньше как-то обходились, — заспорил, как всегда дед Андрей.
— Так то раньше! И болезни другие были, и люди. Да и помирали больше. Ладно, вот рецепт. Неделю пусть не встаёт даже. Приду через несколько дней, проведаю.
Следующие несколько дней жар у Ваньки не спадал, он лежал, с запавшими глазами, размётанный на простынях. Бабушка ставила ему компрессы и поила настоями. Дед открывал окна, чтобы выгонять заразу, а мать с отцом в тревогах гонялись за дефицитными антибиотиками.
Но потом состояние больного начало стремительно улучшаться, и вот уже он запросил есть слабым голосом. Было наварено бульону, и кормили его с ложечки.
Ванька ел с чумными глазами, послушно открывая рот.
— Бабань, а дом наш на месте? — он завертел головой, осматриваясь.
— Не вертись, Ванюш, — Бабаня совала ему, как совсем малому ложку в рот, и верчения его головы ей сильно мешали. — Не вертись, говорю! — прибавила она уже строго. — На месте, где ж ему ещё быть?
— А дорогу посреди пруда не построили?
— Ванюш, чего там тебе привиделось, милый? Жар у тебя был, бред всякий и снился.
— Ага, бред, — слабо повторил Ванька и откинулся на подушку.
Когда он чуть окреп и скоро уже готовился к выписке и к школе, к нему пришёл Андрейка. Он тоже маленько захворал после купания, но без воспалений, и в школу ходил. Они сидели на крыльце, греясь на солнце.
— На праздник чего делать будешь? — спросил о приближающемся мае друга Андрейка.
— С отцом на демонстрацию пойду.
— Ваньк, возьмите меня! А то мои тут будут безвылазно дома, а с вами отпустят. А?
— Ну, я отцу скажу, ага, — согласился Ванька. Помолчали. Ванька всё хотел чего-то рассказать. — Слушай, Андрейк.
— Чего?
— Ты это, когда тонул и после, когда приболел, ничего такого не заметил? Ну, там, может, показалось чего?
— Фига се! Я там захлёбывался — вот и заметил, что на дно меня тянет. Как это, считается? — воскликнул Андрейка.
— Ну, это… Когда потом лежал, температура была?
— Была, ага. Мать вареньем кормила, в школу не ходил — красота, — Андрейка предался приятным воспоминаниями.
— Вот, когда спал — ничего такого не снилось?
— Слышь, чего ты пристал — снилось, показалось? Чего стряслось, скажи толком!
— Да это… видения у меня какие-то были. Бабушка говорит, бредил даже.
— Ха! Отец рассказывал, когда после ранения в госпитале лежал, там в жару все бредили, и ему, чего только не привиделось.
— Да знаю я! Знаю, что при высокой температуре всякое может быть. Но, понимаешь, Видения такие… как сказать… Правдивые, что ли. Точнее, вроде как совсем чудно? всё и необычно, но уверенность такая, что не бред это.
— О, опять заладил — кажется, похоже… Чего привиделось, расскажь уж.
Ванька потупился и затих.
— Ну, чего замолк? Говори же! — потребовал Андрейка. Ему стало любопытно, чего так мнётся его друг об обычном, казалось бы, бреде.
— Короче, видел я, как тут нету деревни нашей. Да и Борисово нет. И ничего нету.
— Ха! Но чего-нибудь да есть хотя бы? — хихикнул Андрейка.
— А дома такие огромные и высокие есть! Вот чего! И кругом асфальт, постройки какие-то всё каменные. Дороги везде. И понятно, что тут это всё, потому что пруд наш и плотина. Даже овраг наш вот этот самый и он был, — Ванька кивнул влево, где виднелась начинающаяся борозда Шипиловского оврага.
— Ну, и чего, и подумаешь! Тебе, вон, отец с дедом же, сам же говорил, рассказывали, как теперь Москва будет расти, и домов понастроят. А деревни ликвидируют. Вот тебе и привиделось. Делов-то, — пожал плечами Андрейка.
— Да я тоже так думал, что ничего удивительного. Только понимаешь, людей я тоже видел. А люди эти… Ну, они какие-то странные.
— И чего в них странного?
— Да не знаю я! Знаю, что странные. Чувствую. А объяснить, в чём дело, не могу.
— Да… такой заход был… Прямо на рубль! А получилась на пять копеек история. Ладно, надо итить до хаты. Уроки надо ещё сделать.
— Погодь! Самое главное, знаешь, чего?
Андрейка уж поднялся с порожка, отряхиваясь:
— Ну, чего?
— Мне так чётко привиделось, что если через плотину пройти нашу, то дома эти все и увидишь. Вот чего! — выпалил Ванька и сам испугался того, что произнёс.
— Да, Ваньк. Ты, понятно, что заболел сильно, но уж ерунду-то всякую теперь не разводи тут. Ладно, пошёл я. Бывай!
Ванька глядел в спину удаляющемуся другу, но уже не видел его. То, что видел, потерял среди мыслей и дум. Уже который день не давала ему покоя эта идея — пройти через плотину.
«Как выздоровею совсем — обязательно попробую», — решил он, и немного успокоился.
Ещё до мая он окончательно окреп, пошёл в школу и включился во все мальчишечьи дела, которые поглотили его с головой. Поначалу он постоянно пытался улучить момент, чтобы прошмыгнуть через плотину, прямо по водосбросу, как и привиделось ему во сне. Но то был удобный случай, но вода ещё шла весенняя, бурная. То, вода спа?ла, но ребята рядом были. То просто некогда было туда сбегать. Постепенно мысль эта, съедающая его по началу, начала слабеть и тухнуть в повседневных заботах. А уж когда грянул праздник, то и вовсе «плотинные» мысли заслонились насущным.