– Дэвид, мы уходим. Вставай. – Дэвид поднялся, его шатало.
– Так с-скоро? Мы же выиграли. Разве ты не хочешь сыграть еще?
– Нет. У меня есть превосходное виски, – сказал Гейбриел. – Пора уходить.
– Ладно. – Дэвид сделал шаг и снова покачнулся.
Гейбриел застыл от страшного предчувствия. Ему с Дэвидом не удастся выбраться отсюда живыми. И эта крыса Баррет заберет все.
В соседнем помещении послышались громкие голоса, и, оттолкнув протестующего слугу в грязной ливрее, в комнату ворвались три дюжих молодца.
– Бейкер, что… что ты здесь делаешь? – с несчастным видом спросил Дэвид.
Гейбриел глубоко вздохнул и расслабил плечи.
– Милорд, вам не следовало убегать от нас. – Один из вошедших подошел к их столу. – Ваша мать будет беспокоиться. Мы искали вас по всем игорным домам Лондона.
– Вы пришли вовремя, – сказал Гейбриел телохранителю графа Уэстбери. – Мы с его милостью как раз собирались уходить.
Двое из людей Баррета встали и, казалось, ожидали приказания своего хозяина. Но Баррет, очевидно, понимал, что дело проиграно. Двое телохранителей держали в руках тяжелые трости, а у третьего в оттопыренном кармане явно был пистолет.
– Сегодня ты выиграл, Синклер, – сказал он. – Но запомни мои слова – чтобы насладиться своим выигрышем, тебе надо оставаться живым.
От его мрачного тона у Гейбриела похолодела спина, но он ничем себя не выдал.
– Я не забуду, – сказал он.
В сопровождении пошатывавшегося Дэвида и его телохранителей Гейбриел вышел из притона на темную улицу. Но ночь уже отступала. На востоке над низкими зданиями узкой улочки появилась светлая полоса. И Гейбриелу, радовавшемуся счастливому исходу, казалось, что даже сточные канавы не издают обычного зловония.
– Дэвид, дай мне слово, что никогда больше не придешь сюда, – сказал он.
– А? – Дэвид споткнулся, один из слуг хотел поддержать графа, но Гейбриел остановил его.
– Пусть он вываляется в грязи, – спокойно объяснил Гейбриел. – Это заставит его в следующий раз подумать.
Он поднял Дэвида и поставил на ноги. Дэвид, падая, разбил нос, и кровь капала на его покрытый грязью вечерний фрак. Пахло от него отвратительно.
– Больше так не напивайся, – только и сказал Гейбриел. С нравоучениями можно было подождать, а сейчас они должны выбраться из этого места, пока Баррет не собрал свою шайку. И они быстро шли вперед, вглядываясь в окружающую темноту.
Дэвид спотыкался, телохранители тихо переговаривались, Гейбриел хранил молчание. Холодный пот выступал на его спине, когда он думал о том, чем он рисковал и как близок был к поражению. Больше никогда. Он быстро терял всякий интерес к игре. Он всего лишь хотел вступить в права и научиться хорошо управлять имением. Показать Баррету, что он будет лучшим владельцем. Показать отцу, что его младший сын не ничтожество, каким его считали, доказать, чего он стоит.
Доказать это, может быть, и самому себе.
Они шли, и улицы постепенно становились шире и чище. За их спиной поднималось солнце, и скоро его золотые лучи осветили Лондон. Начинался новый день, и в жизни Гейбриела тоже наступал новый день. И он не собирался тратить время зря.
Глава 12
Происшествие в игорном доме напомнило Гейбриелу, что ему следует как можно реже выходить из дома, чтобы не попадаться на глаза Баррету и его шайке. Но поскольку он еще старался избегать и Психею, и ее семью, то на следующий день ему стало так скучно, что он спустился вниз поболтать с Грином, неудачливым актером, который обрадовался поводу отложить перо.
– Ужасно устают запястья, милорд, – пожаловался «секретарь», растирая руки. – Не понимаю, как только писаки могут изо дня в день этим заниматься?
– Отдохните, – предложил Гейбриел. Он позвонил и приказал лакею принести два бокала портвейна.
Лицо Грина просветлело.
– Благодарю вас, милорд, благодарю.
Гейбриела не удивляло, что этот человек не добился успеха на сцене.
– Вы должны вжиться в роль, – посоветовал он. – Будьте секретарем, постоянно думайте так, как думает секретарь.
– Вы говорите как знающий человек, милорд. Вы много играли, не так ли?
– Можно и так сказать, – согласился Гейбриел.
Иногда он чувствовал, что много лет играет какую-нибудь роль – козла отпущения, мошенника, негодяя. Кто он был на самом деле? Трудно сказать. Он был почти мальчишкой, когда его с позором выгнали из дома, и с тех пор эта игра превратилась в способ выживания.
Лакей вернулся с бокалами вина на серебряном подносе. Грин с жадностью ухватился за бокал.
– Я никогда не играл вне сцены, – продолжал Грин. – Полагаю, у леди есть особые причины.
– И мы не будем их обсуждать, – твердо сказал Гейбриел.
– Да, милорд, – согласился актер.
– Оставляю вас с вашей работой.
Гейбриелу не стоило задерживаться здесь, актеру слишком хотелось посплетничать. Он вышел из комнаты и в нерешительности остановился в холле. Гейбриел старался убедить себя, что удерживает его здесь только необходимость иметь убежище, роскошь, которой он так долго был лишен, и горячая ванна. Но, стараясь избегать общения с семьей, Гейбриел понял, что он нашел здесь не только приют, а нечто более ценное.
Удовольствие от общения с Психеей, ее очарование, открытая приязнь умного и необычного ребенка, даже колкие замечания Софи, заставлявшие его посмеиваться, – все создавало иллюзию, что он член этой семьи. Это была приятная иллюзия, и Гейбриел не хотел ее лишаться.
Но он видел изумление и отвращение в глазах Психеи, когда она поняла, что он не просто актер, что в его прошлом есть грехи. Гейбриела глубоко ранило это выражение презрения в ее глазах, хотя за свою жизнь он сталкивался с подобным не один раз и должен был бы остаться равнодушным. Поэтому он отдалился от них и пытался держаться холодно и сдержанно.
Но он скучал без них, а дни были такие длинные.
Гейбриел зашел в гостиную, окна которой выходили на улицу, и посмотрел в окно. Сияло солнце, по улице ехали кареты, иногда проезжала телега торговца. Какой-то щеголь верхом на красивой лошади направлялся в сторону Гайд-парка, вероятно, собираясь произвести впечатление на дам.
Перед соседним домом стоял человек в коричневом костюме. Он явно не вписывался в окружающую обстановку, и Гейбриел присмотрелся к нему. Зачем он…
Гейбриел услышал, как кто-то позвал его. Он оглянулся на открытую дверь, но там никого не было. Он понял, что голос доносился сверху. Выйдя из гостиной, Гейбриел взглянул наверх. Цирцея, перегнувшись через перила, смотрела на него.
– Поднимись и поговори со мной, – попросила она. Поборов искушение, Гейбриел покачал головой.
– Я разговариваю с моим… э-э… секретарем, – сказал он.
– Тогда я спущусь.
«И окажешься в обществе двух самозванцев? Это еще хуже».
– Нет, – сказал Гейбриел. – Я уже дал ему указания. Он быстрым шагом взбежал по лестнице наверх с намерением долго там не задерживаться.
– Пойдем в классную комнату, там мы можем сесть.
– А где мисс Теллман? – спросил Гейбриел, усаживаясь за старый круглый стол.
– Она ушла за отваром. Я пожаловалась, что у меня болит голова.
Гейбриел нахмурился. Психее не понравится, что они остались наедине.
– Вероятно, я…
– Нет, – сказала Цирцея, усаживаясь напротив него. – Я отослала ее, потому что хочу с тобой поговорить. Голова у меня не болит.
– Нет? – Гейбриел пытался сдержать смех. – Тогда зачем обманывать?
– Я хотела узнать, почему ты меня избегаешь. Ты на меня сердишься?
Она пристально смотрела на него ясными зелеными глазами.
– Конечно, нет, – вздохнул Гейбриел.
– Тогда почему не заходишь ко мне? Мне нравились наши разговоры.
– Мне тоже. – Гейбриел не хотел лгать, что бы ни говорила Психея.
– Ну и?
– Твоя сестра считает, что я неподходящая для тебя компания, – откровенно признался он. – И она права.