— Но я хочу…!
"Тогда уговори Шамаша".
— Он не согласится пойти с нами. И одних нас не отпустит, — тяжело вздохнув, проговорила девочка. — Если уж ты почувствовала опасность, то он и подавно.
"Он не захочет, чтобы ты бродила под носом у беды лишь потому, что жаждешь приключений".
— Но ты сама предлагала убежать…
"Я на миг забыла, что говорю с ребенком огня, а не снежным охотником".
— Но я тоже хочу быть снежным охотником! Как ты! Ведь и я родилась в пустыне, здесь мой дом, и…
"И ты обещала отцу не убегать", — укоризненно взглянув на нее, волчица наморщила лоб.
— Да… — девочка, вздохнув, прикусила нижнюю губу, размышляя, как бы обойти эту вдруг возникшую проблему. Во всяком случае, отказываться от задуманного она вовсе не хотела. — Может быть, нам действительно сделать что-нибудь такое… заслуживающее наказания…
"Тебе запретят выходить из повозки — только и всего".
— Это за маленькую провинность. А вот если…
"Мати, выбрось из головы эту затею! Я вовсе не собираюсь тебе в ней помогать! Более того, я уже подумываю о том, чтобы все рассказать господину Шамашу. Пока ты действительно не натворила бед…"
— И ты предашь меня? — глаза девочки недобро сверкнули.
"Это будет не предательство, а спасение…"
Не дослушав ее, девочка, надувшись, решительно повернулась к волчице спиной, демонстративно уткнувшись в первый попавшийся свиток…
"Мати…" — Шуши подползла к ней, тронула носом руку.
— Не подлизывайся. Видишь: я обиделась!
"За что?"
— Ты предательница!
"А ты дура!" — волчица раздула губу, в ее глазах вспыхнули зеленоватые огоньки.
— От такой слышу!
Несколько мгновений они упрямо сидели, отвернувшись в разные стороны. Но, что бы там ни было, они не могли долго злиться друг на друга, их души были слишком тесно связаны.
Наконец, девочка тяжело вздохнула, прижав подбородок к плечу, посмотрела на свою подругу. Ощутив на себе ее взгляд, волчица, заскулив, повернулась, привалилась к ней горячим рыжим боком.
"Я никогда не предам тебя. Никогда! Но господин Шамаш… Он заботится о нас… Мы не должны ничего от Него скрывать".
— Как ты не понимаешь — он взрослый! Он идет собственным путем, а я никогда не найду свою дорогу, если не буду искать!
"Откуда эти мысли? Почему они забрались к тебе в голову? Это как-то связано с тем, что у тебя скоро день рождения? — увидев, что девочка кивнула, волчица продолжала. — Но это глупо! Тебе исполнится только 12! По законам людей ты еще ребенок!"
— Ну и что? Ты сама говорила, что время течет неодинаково. Откуда я знаю, может быть, после этого дня рождения оно полетит быстро, что я не успею за ним угнаться?
Шуши хотела возразить, сказать подруге, что… Но тут приподнялся полог повозки…
— Мы сделаем вот как… — порыв ветра вместе с холодным дыханием снежной пустыни донес до них обрывок разговора.
Атен уже хотел забраться в повозку, занес ногу, и тут увидел дочь, застывшую рядом с волчицей.
— О! А вы здесь что делаете? — спросил, выглянув из-за его плеча, Евсей.
— Мы уже уходим, дядя, — девочка заспешила, стремясь выбраться из повозки прежде, чем отец справится с удивлением. И она бы успела, если бы не медлительность Шуши, которой в последний момент приспичило потянуться, зевнуть, почесать ухо…
— Постой-ка, — Атен удержал дочь за руку. — Почему ты здесь?
— А что, нельзя? — вскинув голову, с вызовом взглянула на него Мати. Она решила, что сейчас для нее лучший способ защиты — это нападение. Тем более, рядом с Шуши, держа руку на ее голове, ощущая ее тепло, девочка чувствовала себя такой сильной и уверенной, как никогда, будучи одна.
— Вообще то… — хозяин каравана растерянно посмотрел на нее, затем обернулся, взглянул на брата, который стоял, согнувшись и прикрыв ладонью рот, с трудом сдерживая рвавшийся наружу смех. — С чего это вдруг такое веселье? — нахмурившись, спросил он.
— Посмотрели бы вы двое на себя со стороны, — хмыкнув, ответил тот.
— Лично я ничего смешного не вижу, — сверля Евсея хмурым пристальным взглядом, мрачно произнес Атен.
— Да перестань, — поморщившись, тот махнул рукой. — Ничего страшного не произошло. Так что оставь девочку… Тем более, что на этот раз тебе готовы дать отпор, — он указал на волчицу, которая, борясь с дремой, недобрым взглядом следила за людьми, затеявшими нелепый разговор в то время, когда было давно следовало ложиться спать.
— И мне вряд ли удастся ему противостоять. А, значит, лучше сразу сдаться на милость победителя, — Атену ничего не оставалось, как перевести все на шутку. Ведь действительно не было такого закона, который запрещал бы дочери хозяина каравана приходить в командную повозку. — И все же, милая, тебе не кажется, что пора спать? Вон и Шуллат, — как бы Мати ни называла свою подругу, все остальные в караване звали священных волков их полными именами, выказывая тем самым свое уважение, — уже засыпает, — караванщик указал рукой на волчицу, которая, словно в подтверждение его слов, широко зевнула и закивала головой.
— Иду, уже иду, — вздохнув, пробурчала девочка, двинувшись к пологу.
Шуши поднялась, опережая подругу, соскочила в снег и замерла, ожидая, когда та последует за ней.
Мати не заставила ее ждать. Она сама торопилась поскорее забраться под свои одеяла, но вовсе не для того, чтобы скрыться от взрослых или уйти от продолжения недавнего разговора с Шуши. Девочка прижимала к себе руку, пряча в рукаве свиток — тот, который, когда Мати отодвигала рукописи в сторону от волчицы, откатился в сторону. Девочка не успела вернуть его обратно в сундук вместе с остальными и побоялась оставлять — тогда бы обнаружилось, что она залезла туда, куда ей совсем не следовало совать свой нос…
"И, потом, я все равно хотела что-нибудь почитать, — здраво рассудив, Мати решила, что все складывается очень даже неплохо. — Главное, чтобы папа не узнал. Нужно будет получше спрятать свиток", — впрочем, она не видела в этом ничего сложного — она привыкла скрывать тайну.
Шуши дождалась, пока девочка, забравшись в дальнюю часть повозки, накрылась меховым одеялом, поерзала, устраиваясь поудобнее, а затем осторожно подобралась к ней, ухнула, притулилась горячим боком и тотчас заснула. Ее теплое дыхание, успокаивавшее сопение заполнило собой всю повозку, внося в нее дух сладкого и безмятежного сна. Прежде он всегда мгновенно уносил Мати на своих крыльях в неведомые земли.
Но на этот раз сон никак не шел, словно что-то мешало девочке заснуть. И она знала что — любопытство. Рука не выпускала свитка, пальцы осторожно поглаживали бумагу, словно надеясь на ощупь понять, что за тайны скрыты в этой рукописи.
Наконец, поняв, что дольше бороться с любопытством она не в силах, да и бессмысленно все это, Мати отогнула край одеяла.
До нее тотчас донеслось недовольное ворчание волчицы:
"Ну, угомонись ты, наконец!"
— Спи. Кто тебе мешает? — несколько мгновений девочка крутила свиток в руках, с интересом разглядывая его с разных сторон. Он выглядел необычно. На наружной стороне не было столь привычных рисунков и символов — пояснений. Ничего, даже знака названия — совершенно чистый лист бумаги, которая даже ничуть не пожелтела.
"Может быть, это новая сказка дяди Евсея, — глаза Мати засияли, — вот было бы здорово!"
Она поспешно раскрутила свиток. И тотчас поняла, что ошиблась. Ясные, четкие символы покрывали гладкий белоснежный лист, не тронутый временем, не раненый дорогой. И, все же, Мати чувствовала: рукопись, которую она держала в руках, древнее самой старой из ее сказок, старше даже священных карт. От нее веяло прошлым, столь далеким, что казалось, будто между ним и настоящим лежит целая вечность.
Девочка испугалась, сама не зная чего. Она хотела поскорее свернуть свиток, убрать его подальше, но тут ей вдруг показалось, что символы начали мерцать, отражая отблески пламени так же, как снег — отсвет полной луны. Мати не удержалась и прочла первый из знаков, который не просто привлекал к себе внимание, но звал, умоляя разделить скрытые в сплетении линий знания. А потом она уже не могла остановиться.