— О них позаботится Лигрен. Ступай. Скажи мне, когда все будет готово, — затем он повернулся к лекарю. — Хозяина каравана разбудить будет не сложно. Но он еще слишком слаб, чтобы идти самостоятельно.
— Мы перенесем его. А потом на снегу расстелим одеяла… Лиса с Линой я знаю, как разбудить. Раз есть снотворное, найдется и бодрящие. Но вот как быть с детьми…
— Оставь их. Пусть спят. Они здоровы.
— Но они могли заразиться…
— Нет. Болезнь им не угрожает.
Лекарь открыл уже рот, чтобы спросить: "Значит, для них опасно что-то другое? Что?" Но взгляд Шамаша остановил его.
— Я… Я все сделаю, — и лекарь ушел.
На какое-то время колдун остался один. Его брови сошлись на переносице, голова опустилась на грудь, взгляд приковала к себе покрытая снегом земля.
Шамашу менее всего хотелось прибегать к силе. Но он понимал, что иначе нельзя. Лекарь не ошибся: караванщики были больны. Все, кроме шестерых спящих. Только у одних начало болезни было в прошлом, у других — в настоящем, а у третьих — в будущем. Но что есть время, когда оно способно лишь навредить, не помочь?
Все происходившее могло показаться чередой случайных, никак не связанных друг с другом событий. Но так ли это?
Сначала навет, заставивший хозяина каравана и его брата броситься в снежную пустыню, навстречу смерти, теперь болезнь… Случайное совпадение или нечто большее? Что если за всем этим стоит чья-то злая воля? Все ведь идет к тому, чтобы отнять у заснувших детей близких, чтобы им не к кому было возвращаться, чтобы ничто не звало их прочь из сна…
Губы колдуна сжались до белизны. Он не мог разглядеть всей картины, когда основная ее часть была по иную сторону яви. И не было никакой возможности прояснить все прежде, чем действовать, когда любое даже самое незначительное промедление было подобно смерти.
— Шамаш, все готово, — донесся до него голос Евсея.
— Да, — не поворачиваясь, кивнул колдун. — Ступай к остальным. Я сейчас, — он мысленно подозвал золотых волков, дождался, пока звери подбегут к нему, остановятся рядом, подняв вверх морды, глядя на хозяина немного удивленным взглядом умных преданных глаз.
"Что происходит?" — взволнованно поскуливая, спросила Шуллат.
"Рядом опасность?" — все мускулы Хана были напряжены, шкура на загривке взъерошилась. Они были готовы в любой момент ринуться в бой, кем бы ни был враг.
"Идите за мной".
"Но в чем дело? — волчица нервно поглядывала на повозку, в которой она оставила свою маленькую хозяйку. Девочка была совсем одна. Кто защитит ее от беды, от которой спящая не сможет даже спрятаться… — Я не могу оставить Мати…"
"В караване болезнь. Безумие. Пока девочка спит, опасность ей не угрожает".
"Эта хворь нам не может быть страшна. В нашем сознании нет такого образа — безумие".
"Несущие смерть для вас тоже не имеют образа, однако это не уменьшает их опасность".
"Никто из братьев-охотников никогда не болел ничем подобным, — продолжала упрямиться волчица. — Шамаш, позволь мне остаться с девочкой".
"Это не обычное поветрие. Оно вызвано магической силой".
"Губитель! — в глаза волков вошла ярость, пасти приоткрылись, обнажая острые клыки, донеслось низкое, гулкое рычание. — Только Ему под силу такое!"
"Я знаю, как исцелить людей".
"Мы понимаем — они твои спутники. Но ты не должен подвергать себя опасности даже ради столь благородной цели", — не спуская с хозяина настороженного взгляда поблескивавших зеленым пламенем глаз, проговорил Хан.
"Брат прав, — поддержала его Шуллат. — Мне очень жаль детей огня. Но, направив все силы против болезни, ты окажешься беззащитен, и враг…"
"Довольно, — остановил ее Шамаш. — Если это Нергал, я — причина его ярости. И я не позволю, чтобы зло, направленное против меня, пало на тех, кто лишь по воле случая оказался рядом со мной на дороге жизни".
Волки вновь переглянулись.
"Мы будем рядом с тобой, — понимая, что им не удастся переубедить хозяина, они вынуждены были принять его выбор. — Пусть нам дано немногое, что можно было бы противопоставить могуществу грозного бога, но мы сделаем все, что в наших силах, чтобы защитить тебя".
"Да, вы будете защищать. И не только меня — всех караванщиков. Но не от Нергала, а тех снежных тварей, которых может пригнать к нам сила".
"Но…"
"Если выбирать смерть, то во власти магии, а не под копытами диких оленей или укуса Несущей смерть… Обещайте мне, что выполните мое поручение".
"Да", — волки опустили морды, и спустя мгновение, поджав хвосты, потрусили вслед за хозяином, не пытаясь ни возразить, ни как-то иначе выразить свое недовольство его решением. Они просто подчинились.
Между тем колдун подошел к ждавшим его настороженно гудевшей толпой караванщикам, за спинами которых рабы придерживали оленей, тоже о чем-то переговариваясь между собой. Впрочем, даже не прислушиваясь к разговорам людей, было ясно, о чем все их мысли и слова.
Шамаш оглядел их, спеша убедиться, что перед ним все.
Лис и Лина, на которых еще продолжало действовать снотворное снадобье, стояли, покачиваясь из стороны в сторону. Рядом с ними был Лигрен, поддерживавший и следивший за состоянием тех, на ком болезнь сказалась сильнее всего.
Атен сидел на расстеленном на снегу одеяле, опираясь на локти. Его глаза были прикрыты, словно он стыдился взглянуть вокруг, виня себя во всем происходившем. Евсей был рядом с ним, но даже не пытался переубедить брата, понимая, что все равно не сможет найти нужных слов. Летописец сознавал, что сейчас в силах сделать лишь одно — заметить, если рука караванщика потянется к ножу в мысли о самоубийстве и остановить ее прежде, чем она вонзит клинок в грудь.
— Я могу что-нибудь сделать? — вперед несмело вышла Сати.
— Нет, спасибо, — взглянув на нее, тихо произнес колдун. — Против болезни, вызванной магией, дар целительства бессилен. Но будь рядом. Возможно, твоя помощь пригодиться позже.
Он бросил еще один взгляд на стоявших перед ним людей, отметив про себя, как быстро проблески безумия распространяются по их глазам.
Все знали, что их ждало новое, великое чудо. Понимание этого удерживало их от отчаяния, которое гнало прочь в снега пустыни, ища среди них быструю смерть — избавление. Но то, что они увидели…
Им показалось, что весь мир у них перед глазами заполнился светом, став чистым, юным, как на следующий миг после творения. В нем не было места тревогам, страхам, болезням, он не знал иной силы и власти, кроме слова тех, кто сотворил его. Души очистились. Глаза увлажнились слезами, в которых сгорела дымка, заставлявшая видеть мир не таким, каким он был на самом деле. Тела на миг онемели, лишаясь способности двигаться, чтобы обрести ее вновь, заново выучившись жить.
Было такое чувство, что прошла целая вечность, прежде чем они вновь оказались в своем родном мире снежной пустыни. Впрочем, теперь даже он казался иным, чудесным, наполненным дыханием стихий, которые заставляли мерцать, переливаясь разными цветами, воздух. Полог снегов подрагивал, словно оживая, превращаясь в огромную сказочную птицу, которая готовилась взлететь в воздух. Вздох восторга сорвался с губ людей.
Минул еще один миг и чудо, как ни пытались удержать его дух люди, мечтавшие остаться с ним, стать его частью, растворилось в чистом свете солнца безоблачного дня.
Тяжело дыша, с трудом удерживаясь на ногах от страшной усталости, накатившей на него гигантской волной, колдун оглядел их вновь, заглядывая в глаза, чтобы убедиться в том, что ему удалось разорвать цепи враждебного заклинания, сжечь тонкие нити чужой силы, возвращая людям здоровье — веру в то, что с ними все в порядке.
— Спасибо! — со всех сторон неслись слова благодарности, но он уже ничего не слышал. В ушах клокотало и чавкало, голова кружилась, перед глазами все плыло. От слабости мутило. Сжав веки, с силой стиснув зубы, он замер, пробуя перебороть усталость. Однако на этот раз она оказалась сильнее его.